Незнакомцы в поезде

— Ну, то есть даже если ты там заболел. Или тебя ограбили. — Свет лампы маленькими полумесяцами отражался в дымчато-голубых глазах с темной каймой вокруг радужки, и от этого в ее лице Гаю виделась странная печаль. — Наверное, именно контрастами эти города так и привлекают. Как привлекательны люди, в которых чувствуется какой-нибудь поразительный контраст.

Гай застыл с чашкой кофе в руке. Что-то в словах Анны или в настроении, с которым они прозвучали, заставило его почувствовать себя ущербным.

— Жаль, что во мне нет поразительных контрастов.

Анна расхохоталась знакомым веселым смехом, который приводил Гая в восторг всегда — пусть даже она смеялась над ним или вообще не объясняя причины.

Он бодро вскочил на ноги.

— А не желаешь ли пирога? Смотри, сейчас я наколдую пирог, как джинн. Чудесный пирог!

Он вынул из чемодана жестяную коробку из-под печенья. Мать испекла ему любимый ежевичный пирог, а он совсем забыл о нем.

Анна позвонила в бар и заказала какой-то особенный ликер, того же густого лилового цвета, что и начинка пирога. Его принесли в тонюсеньких бокалах — не больше пальца в обхвате. Едва официант ушел и они взялись за бокалы, резко и нервно зазвонил телефон.

— Наверное, мама, — предположила Анна.

Гай взял трубку. Сначала он услышал телефонистку, а потом знакомый голос — громкий, взволнованный и настойчивый. Это была не миссис Фолкнер, а его собственная мать.

— Алло?

— Здравствуй, мама.

— Гай, тут несчастье.

— С кем?

— С Мириам.

— И что с ней? — прижимая трубку к уху, Гай обернулся и увидел, как изменилось лицо Анны.

— Она погибла. Вчера… — Голос матери сорвался.

— Что случилось?

— Вчера вечером… — Мать говорила с расстановкой и такой настойчивой пронзительностью, какую Гай слышал в ее голосе лишь пару раз в жизни. — Вчера вечером ее убили.

— Убили?!

— Гай, что произошло? — спросила Анна, вставая.

— Вчера вечером на озере. Кто — неизвестно.

— Ты…

— Ты можешь приехать?

— Да, мама. Но как? — глупо спросил Гай, выкручивая в руках телефон, словно мог выжать из него ответы. — Как?

— Задушили. — Единственное слово повисло в тишине.

— Ты… Она…

— Гай, что там? — Анна взяла его за руку.

— Я скоро буду. Сегодня же. Не волнуйся. — Он повесил трубку и медленно повернулся к Анне. — Мириам погибла.

— Ее убили? — шепотом переспросила Анна.

Гай кивнул и вдруг подумал: наверняка какая-то ошибка. Если об этом просто написали в газетах, еще не значит…

— Когда?

Хотя в газеты это еще попасть не могло, это же случилось вчера вечером…

— Вчера.

— А известно — кто?

— Нет. Мне надо быть там.

— Господи…

Он посмотрел на Анну, неподвижно стоящую перед ним, и повторил оглушенно:

— Мне надо быть там.

Он потянулся к телефону, однако Анна сама позвонила в аэропорт и, бегло говоря по-испански, забронировала билет.

Гай начал укладывать вещи. Вещей у него было совсем немного, но почему-то на сборы ушло много времени. Глядя на коричневый комод, он припоминал, все ли ящики проверил. И на том самом месте, где только что его внутренний взор радовал образ белоснежного дома, вдруг возникло хохочущее лицо Бруно — сперва изогнутый рот, а потом и все остальное. Бруно высовывал язык и сотрясался от беззвучного хохота. Гай встретился взглядом с Анной.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила она обеспокоенно.

— Да, — ответил Гай и подумал, что вид у него наверняка прескверный.

14

А если это сделал Бруно? Разумеется, такого не может быть, но вдруг? Его поймали? А если он заявил, что они вместе спланировали убийство? От Бруно вполне можно подобного ожидать. Кто знает, что придет в голову невротичному ребенку!.. Гай пытался вспомнить все детали встречи в поезде, не сказал ли он в шутку, или со злости, или спьяну чего-то такого, что Бруно мог принять за согласие участвовать в его бредовом замысле. Нет, не сказал. И тем не менее в письме, которое Гай помнил наизусть, Бруно говорил: «…не могу выкинуть из головы нашу идею двойного убийства. Это вполне осуществимо. Вы даже не представляете, насколько я в этом уверен!» За окном самолета была чернота. Почему он почти не нервничает? Впереди в тусклом цилиндре самолета вспыхнул огонек спички — кто-то закурил. По салону потянулся запах мексиканского табака, едкий и тошнотворный. Гай посмотрел на часы — двадцать пять минут пятого.

Ближе к рассвету он уснул, убаюканный неровным гулом двигателей, которые будто стремились разорвать самолет, разорвать мысли и развеять обрывки по ветру. А когда проснулся, его встретило пасмурное утро и новая мысль: Мириам убил любовник. Это было так просто, так очевидно. Они поссорились, и он ее задушил. Подобные истории часто попадали в газеты, и фигурировали в них, как правило, женщины вроде Мириам. Вот, к примеру, статья на передовице мексиканской бульварной газетенки «Эль Графико». Гаю не удалось найти в аэропорту американской прессы, хотя он искал так упорно, что едва не опоздал на самолет. Пожалуйста, фотография: убийца скалит зубы и держит нож, которым зарезал свою любовницу. Статья наскучила Гаю на втором абзаце.