Незнакомцы в поезде

Гай оставался в доме до утра вторника, когда письма от Бруно опять не было, и затем поехал в Манхеттен. Накопилась масса работы, хватало проблем. Вопрос о контракте с компанией «Шо риэлти» на строительство административного здания пока что находился в подвешенном состоянии. Он чувствовал, что его жизнь дезорганизована, лишена ориентиров и более хаотична, чем в то время, когда он узнал об убийстве Мириам. За всю неделю пришло лишь одно письмо от Бруно, оно пришло в понедельник. В своем коротком письме Бруно сообщал, что его мать, слава Богу, выздоровела и теперь он может выходить из дома. Его мать в течение трех недель болела опасной формой воспаления легких, писал он, и он вынужден был сидеть с ней.

В четверг вечером, когда Гай вернулся с собрания в клубе архитекторов, хозяйка дома миссис Маккосленд сообщила ему, что ему было три звонка. Телефон снова зазвонил, когда они стояли в холле. Звонил Бруно, злой и пьяный. Он поинтересовался, готов ли Гай говорить по делу.

— Ну, я так и думал, — сказал он, услышав ответ Гая, — а поэтому уже написал Энн. — И повесил трубку.

Гай поднялся к себе и сам немного выпил. Он не верил, что Бруно уже написал письмо Энн или собирается написать. В течение часа он читал, потом позвонил Энн и спросил, как она поживает, потом пошел в кино на поздний сеанс. На душе у него было неспокойно.

В субботу во второй половине дня Гай условился встретиться с Энн в Хемпстеде, на Лонг-Айленде, чтобы пойти вместе с ней на собачью выставку. Если Бруно уже написал письмо, то Энн к утру субботы его уже получит, рассуждал Гай. Но она, очевидно, ничего не получила. Он понял это по тому, как она махала ему рукой из машины, где сидела, дожидаясь его. Гай поинтересовался, как она попраздновала вчера день рождения Тедди, своего двоюродного брата.

— Чудесно. Плохо только, что никто не хотел расходиться. Я засиделась и осталась у нее. Я еще даже не переоделась. — С этими словами она завела машину и выехала через узкие ворота на улицу.

Гай сжал зубы. Письмо может дожидаться ее дома. Внезапно он подумал, что письмо наверняка уже дожидается ее, и от невозможности помешать дальнейшему развитию событий он почувствовал слабость и лишился дара речи.

Пока они ходили по рядам, он всё пытался придумать, как бы начать разговор.

— От «Шо риэлти» было что-нибудь? — поинтересовалась Энн.

— Нет, — ответил Гай, уставясь на беспокойную таксу и пытаясь слушать Энн, рассказывающую о таксе, которая была у кого-то из ее родственников.

Гай понял, что она пока еще не знает, но если она не узнает сегодня, то, скорее всего, узнает в течение нескольких ближайших дней, это всего лишь вопрос времени. И что же она узнает? — спрашивал и спрашивал он себя, и находил один и том же ответ — то ли чтобы убедить себя в чем-то, то ли изводя себя: что прошлым летом в поезде он встретил человека, который убил его жену, и что он согласился на это убийство. Вот это Бруно и скажет ей, да еще снабдит рассказ для большей убедительности деталями. А в суде, если Бруно даже чуть-чуть извратит их беседу, разве картина не приобретет характера сговора двух убийц? И в памяти Гая вдруг со всей ясностью восстановились те часы в купе Бруно, в том микроаду. Это ненависть к Мириам подтолкнула тогда Гая рассказать так много, та же самая ненависть, которая вызвала в нем взрыв тогда, в июне, в парке «Чапультепек». Энн тогда здорово рассердилась на него — не так за то, что он сказал, а за ненависть, прозвучавшую тогда в его устах. Ненависть — это тоже грех. Христос проповедовал против ненависти, как и против измены и убийства. В ненависти — семена зла. Разве по христианскому правосудию он не будет признан хотя бы частично виновным в смерти Мириам? И разве не так же скажет Энн?

— Энн, — прервал ее Гай. Он решил, что надо подготовить ее. И ему надо знать, как она отреагирует. — Если кто-нибудь обвинил бы меня в том, что есть и моя доля вины в смерти Мириам, что бы ты?.. Ты бы?..

Энн остановилась и посмотрела не Гая. Казалось, весь мир перестал двигаться, и они стояли в центре этого неподвижного мира.

— Доля вины? Что ты имеешь в виду, Гай?

Кто-то задел их: они застыли на самом проходе.

— Только это. Обвинил бы меня, и всё.

Энн, казалось, не могла найти слов.

— Понимаешь, обвинил бы меня, — продолжал Гай. — Я просто хочу знать. Обвинил бы меня без всяких оснований. Это будет иметь для тебя значение или нет?

Выйдет ли она за него или нет? — хотел он спросить, но этот вопрос выглядел бы таким жалким, слезливым, что у него язык не повернулся задать его.

— Гай, а почему ты заговорил об этом?

— Просто я хочу знать, вот и всё.

Энн от вела Гая в сторону от основного потока посетителей.

— Гай, тебя кто-нибудь уже обвинил?

— Нет! — остановил ее Гай. Ему стало тревожно. — Я говорю «если». Если вдруг кто-то попытается затеять возню против меня?..

Она посмотрела на него с той смесью разочарования, удивления и недоверия, как это бывало с ней, когда он говорил что-то во гневе или возмущении, чего Энн не одобряла и не понимала.

— Ты ожидаешь этого с чьей-то стороны? — спросила она.