Незнакомцы в поезде

— Немало. Еще до того, как я все узнал. — И хотя Гай уверял себя, что теперь, признавай он или нет, это уже не имеет никакого значения, его стало смущать неприятное ощущение, будто в нем начинает раскручиваться стремительный водоворот, маленький, но реальный, который он сам раскрутил своими воспоминаниями. Что им движет? Оскорбленная гордость? Ненависть? Или раздражение на самого себя из-за того, что все его былые переживания оказались теперь никчемными? Он решил перевести разговор с себя на другую тему. — Скажите, что вы еще собираетесь сделать до своей смерти?

— Смерти? А кто собрался умирать? Я тут разнюхал, как делать ракетки, которые не ломаются и не трескаются. В один прекрасный день открою дело в Чикаго или Нью-Йорке. Потом, я могу торговать собственными идеями. У меня есть идеи идеальных убийств. — Бруно снова пристально — и, похоже, вызывающе — уставился на Гая.

— Надеюсь вопросы, которые вы мне тут задаете, не являются частью одного из ваших планов. — С этими словами Гай сел.

— Иисусе Христе, я люблю вас, Гай! Правда, люблю!

Печальное лицо Бруно побуждало Гая сказать, что он тоже его любит. Какое одиночество в этих маленьких, измученных глазах!

— И что, все ваши идеи сосредоточены на преступлениях?

— Конечно нет! Просто… Я, например, хочу однажды дать кому-нибудь тысячу долларов. Какому-нибудь нищему. Когда у меня будут свои деньги, я это первым делом сделаю. А вам никогда не хотелось украсть что-нибудь? Или убить кого-нибудь? Было небось, было. У всех это бывает. Вам не кажется, что некоторых людей на войне хлебом не корми, а дай поубивать?

— Нет, — ответил Гай.

Бруно заколебался, но продолжил:

— Они, конечно, никогда не признаются в этом, побоятся! Разве у вас не было в жизни случая, чтобы вам хотелось убрать кое-кого с дороги, а?

— Нет. — «А Стив?» — внезапно вспомнил он. Однажды он подумывал убить его.

Бруно выпрямил спину.

— Наверняка было, я же вижу. Почему вы не хотите признаться?

— Может и было что-то мимолетное, но я ничего не сделал в этом направлении. Я не того рода человек.

— Во-от в чем вы ошибаетесь! Любого рода человек может убить. Обстоятельства, неудержимый темперамент. Иногда нужен самый слабенький толчок, чтобы человек переступил грань. Любой может убить. Даже ваша бабушка. Я это точно знаю!

— Тут я не соглашусь с вами, — произнес Гай.

— Скажу вам, что я тысячу раз приближался к той грани, когда мог убить отца! Вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?

— Одного из них, — тихо пробормотал Гай.

— И как близко вы подошли к делу?

— Вообще не приближался. Просто подумал об этом — и всё.

Он вспомнил бессонные ночи, сотни таких ночей, мысли о том, что он не успокоится, пока не отомстит. Могло ли что-нибудь тогда подтолкнуть его к переходу грани? И тут до него вдруг донесся голос Бруно:

— Вы были в сто раз ближе к этому, чем думаете, вот что я вам скажу.

Гай озадаченно взглянул на Бруно. Весь его вид свидетельствовал об усталости, худую голову он подпирал ладонями рук.

— Вы начитались детективов, — сказал Гай и не узнал своего голоса.

— Детективы — хорошая вещь. Они показывают, что любой человек способен на убийство.

— Вот поэтому я всегда и считал, что в них нет ничего хорошего.

— Опять ошибаетесь! — воскликнул Бруно уже с возмущением. — Вы знаете, какой процент убийств раскрывается?

— Не знаю и не интересуюсь.

— Одна двенадцатая часть. Только представьте — одна двенадцатая! А кто совершает остальные одиннадцать двенадцатых? Обыкновенные людишки. Полиция знает, что всех их не переловит.

Он стал наливать себе виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом поднялся за другой. Из кармана брюк при этом выскочил золотой перочинный ножичек на золотой цепочке, тонкой, как струна. Гай получил эстетическое удовольствие от ножа с цепочкой, как от красивого ювелирного изделия. И подумал, глядя, как Бруно возится с новой бутылкой шотландского виски, что тот может когда-нибудь кого-нибудь убить этим ножичком, причем свободно хотя бы потому, что его будет мало волновать, поймают его или нет. Наконец Бруно разобрался с бутылкой и с радостной улыбкой обратился к Гаю:

— Поехали со мной в Санта-Фе, а? Отдохнете пару дней.

— Спасибо, я не могу.

— У меня полно денег. Будьте моим гостем, а? — С этими словами он пролил виски на стол.

— Спасибо, — снова сказал Гай.

Бруно, видно, судит по его одежде, что у него не много денег. Но это были любимые брюки Гая — серые фланелевые. Он собирался носить их и Меткалфе, и в Палм-Биче, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы брюк, тут же обнаружив в правом дырку.

— А почему нет? — Бруно подал Гаю его стакан. — Вы мне очень нравитесь, Гай.

— Чем?

— Вы хороший парень. Приличный, я имею в виду. Я много ребят встречал, но не много таких, как вы. Я восхищаюсь вами, — выпалил Бруно и припал к виски.

— Вы мне тоже нравитесь, — сказал Гай.

— Ну поедемте со мной, а? Мне два или три дня до приезда матери совершенно нечего делать. Мы так проведем время!

— Возьмите еще кого-нибудь.