Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

— Кто вы такая, чтобы судить, Кэт Морли? Вас-то никто не вспомнит, однако со мной у вас есть шанс приобщиться к чему-то великому, что изменит мир, — говорит Робин, продолжая метаться: несколько шагов в одну сторону, несколько — в другую.

— Ага. — Кэт снова делает долгую затяжку, секунду размышляя. Она запрокидывает голову, выдыхая дым, смотрит на облачко над головой, которое подхватывает ветер. Еще не до конца стемнело, и сквозь облака цвета индиго кое-где проглядывает бледная голубизна, отливающая серебром. — Похоже, мне есть что сказать по этому поводу, — добавляет она.

Робин внимательно смотрит на нее, лицо его делается жестким.

— О чем это вы?

— Насколько я понимаю, я служу вам моделью. Я единственный человек, годящийся вам в модели.

— И что?

— И то. Я точно знаю, что модели — если они работают на художника или фотографа — получают вознаграждение, — говорит она без колебаний, выдерживая его взгляд.

— Я плачу вам своим молчанием, тем, что не рассказываю о вашем распутном поведении, — отвечает он, улыбаясь криво и холодно.

— Что ж, если я правильно понимаю… мое молчание важно не меньше, чем ваше. Наверное, даже важнее. Поскольку я могу отсюда уйти. Мне сделали предложение руки и сердца. И вы вряд ли сможете меня наказать, если я решу рассказать о ваших фотографиях, зато вам дорого обойдется, если я заговорю.

— Предложение руки и сердца? Где же тогда кольцо? — хмыкает Робин, и лицо его не сулит ничего хорошего.

— Его на днях привезут от матери моего жениха, — мгновенно находится она.

— Ну и ну! До чего же вы плохо подготовились к помолвке, — произносит Робин.

Он разворачивается на каблуках, сунув руки в карманы и высоко подняв голову. Так он стоит несколько мгновений, а Кэт ждет, сердце болезненно колотится в груди, она собирает волю в кулак, чтобы хотя бы внешне казаться спокойной и решительной.

Наконец Робин Дюрран поворачивается к ней — так неожиданно, что она вздрагивает. Он поводит головой из стороны в сторону, словно хищная птица.

— Ладно. Я так понимаю, что меня приперли к стенке. Сколько же нынче берут модели фотографов, по-вашему? — спрашивает он голосом, от гнева лишенным всякого выражения.

— Модель, которая и дальше будет держать язык за зубами, берет… двадцать фунтов.

— Двадцать фу… Да вы с ума сошли! — восклицает Робин, и его голос переходит от резкого крика к яростному шепоту. — Если бы у меня были такие деньги, чтобы выбрасывать их на служанок, вернулся бы я к этим чертовым Кэннингам!

— Хранить молчание до конца дней — это очень долго. Я тот фундамент, на котором вы строите свой успех, я ключ к вашей неувядающей славе…

— Вы бесстыжая негодяйка, Кэт. Угрожать мне…

— Вы начали угрожать первым, или забыли? Вы глупец, если решили, что это запросто сойдет вам с рук.

— Десять фунтов, и ни шиллинга больше. Я серьезно, Кэт. Не вынуждайте меня, — говорит он, подходя так близко, что ей приходится отстраниться, чтобы видеть его лицо. Она почти слышит, как стучит его сердце, громко стучит от бешенства.

— Деньги вперед. И побыстрее. До того, как мы сделаем новые фотографии.

— Сначала половину. Получите после того, как я завтра съезжу в банк. И половину после того, как сделаем фотографии.

— И когда же это произойдет?

— Пока не знаю. Они еще будут сомневаться, тянуть, выбирая, кого из экспертов послать со мной, я точно знаю, потому что сам им предложил. Наверное, уйдет недели две или три.

— По рукам. — Кэт улыбается. — С нетерпением жду платы за уже выполненную работу. — Она разворачивается, чтобы уйти, однако Робин, стремительный, как змея, хватает ее за плечо, не пуская.

— Если вы сбежите к своему женишку раньше, чем я сделаю фотографии, то предупреждаю вас, Кэт Морли, я найду вас и заставлю заплатить за это, — говорит он так спокойно и уверенно, что Кэт холодеет.

Она задерживает дыхание, чтобы скрыть дрожь, и даже не морщится, хотя его пальцы больно впиваются в кожу. После молчаливой борьбы она выдергивает руку и сверкает на него глазами:

— Поосторожнее, мистер теософ. Так ведь можно испортить себе карму. А мой жених в два раза сильнее и больше вас.

Она изо всех сил старается говорить спокойно, когда ей хочется наорать на него. Ноги снова подкашиваются. Развернувшись, чтобы уйти, она видит Эстер на лестнице у окна, которое выходит во двор. Эстер наблюдала за их разговором, она стоит, приблизив лицо к стеклу, чтобы ей не мешало отражение ярких ламп за спиной. Беседа не преступление, и курение тоже, однако Кэт все равно снова дрожит, притворяется, будто не замечает хозяйку, опускает глаза и быстро входит в дом. Снова поднявшийся ветерок подхватывает черные пряди ее волос, пробегает легкими пальцами по голове, исследуя, вопрошая, выставляя ее на всеобщее обозрение.