Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

— Это же парик! — объявила она, поднимая глаза на Марка, чтобы поделиться с ним своим открытием.

Он крепко спал, уронив голову на подлокотник кресла, стиснув губы и сурово насупив брови. Лия немного понаблюдала за ним, заметив блеск седины в щетине на щеках и в волосах на висках, темные тени под скулами, небольшую ямочку на подбородке. Он подтянул к себе костистые колени, обхватив руками, будто ребенок, играющий в прятки. Если бы она подошла к креслу сзади, то ни за что не заметила бы его. На носках у него были дырки. Он дышал медленно и глубоко, так же размеренно, как размеренно билось сердце Лии. Было что-то успокаивающее, умиротворяющее в том, как он спал. Лия улыбнулась про себя и нацарапала для него записку, оставив на подлокотнике кресла. «К ужину вернусь. Только омлета не надо, спасибо». Потом тихонько поднялась и вышла из дома.

Вечер был прохладный и ясный, после заката небо обрело оттенок бледного изумруда, и узкий месяц висел, похожий на серебристый ноготок. Несмотря на прохладу, воздух был напоен влагой и теплом. Зеленый запах, постепенно вытесняющий серые и коричневые запахи зимы. Лия отправилась в старый дом викария пешком, сверяя свой путь через поля и от бечевника по карте. Ботинки промокли от росы, луч фонарика метался перед ней по земле. В доме светились окна, отчего он был прекрасно виден, одиноко стоящий между живыми изгородями на краю деревни. Она остановилась, немного запыхавшись после быстрой ходьбы. Интересно, Эстер Кэннинг видела когда-нибудь эту картину? Или Робин Дюрран? Скорее всего, нет. Для жены викария эдвардианской эпохи или для его гостя было бы странно скитаться по полям с наступлением темноты. Но Лия все равно немного постояла, наблюдая, и с легкостью представила себя в ту эпоху. Вот дверь дома открывается, внутри тепло и оживленно, чисто, светло. Возможно, играет пианино, из-за двери гостиной доносятся голоса, отголосок смеха разносится по лестнице из кухни… Лия заставила себя остановиться. В конце концов, Эстер Кэннинг запомнила этот дом совсем не таким. Она писала о тенях и тайнах. Писала, что чувствует себя будто в тюрьме, боится этого дома или чего-то спрятанного в нем. Лия поежилась и быстро прошла оставшийся отрезок пути, сосредоточившись на дороге в темноте.

Марк, по своему обыкновению, с силой распахнул дверь, улыбаясь, и вслед за ним вырвалась волна ароматов.

— Да, пора уже ввернуть сюда лампочку, — произнес он, вместо приветствия.

— Пахнет вкусно. На горелый омлет не похоже, — сказала Лия.

— Я вам открою одну тайну: я, на самом деле, отменный повар. Просто… до сих пор не пробовал готовить.

— Я так и подозревала, — улыбнулась Лия.

— Честно говоря, я немного удивился, что вы напросились на ужин после того провала.

— Простите. Это, конечно, было невежливо. Зато я принесла вино. — Она протянула ему бутылку, пока они шли в сторону кухни. Все конфорки горели, в углу шумел обогреватель с вентилятором, и в помещении было тепло и почти уютно.

Марк зажег свечи и расставил их по всей кухне.

— Не столько для атмосферы, сколько для тепла, — пояснил он, улыбаясь немного застенчиво. — И весьма кстати — вы, кажется, замерзли.

— Я шла пешком, — пояснила Лия, снимая многослойные одежды.

— Правда? А зачем?

— Просто так захотелось. И напрямки действительно гораздо быстрее. К тому же я хочу выпить вина, — сказала она. Марк поднял бутылку и посмотрел на этикетку. — Ой, только не говорите, что вы разбираетесь в винах! Это простое столовое вино. — Она вздрогнула.

— Я действительно разбираюсь в винах. И это не такое уж плохое. В верхнем ящике лежит штопор; может, откроете? — Он вернулся к плите, а Лия открыла бутылку. Волосы Марка до сих пор были влажными после мытья и лицо казалось чуть менее понурым, чуть менее напряженным.

— Хорошо поспали? — спросила она.

— Недурно. Но слишком долго. Я проснулся с жуткой болью в шее, а ноги совсем затекли. Лучше бы вы меня разбудили.

— Ну нет. Вы так мило смотрелись в этом кресле. Прямо мышь-соня.

— Здурово. Чувствую себя таким мужественным, — скорбно проговорил Марк, и Лия улыбнулась. — Вы какой прожарки любите бифштекс?

Они быстро прикончили бутылку, принесенную Лией, и Марк скрылся в чулане под лестницей, чтобы принести еще. Они ели и допоздна болтали о своей прежней жизни, об Эстер Кэннинг и фотографиях с феей, об истории семьи Марка. Лия поняла намек и не стала упоминать о его брате и об отце, дожидаясь, пока он сам не захочет говорить, о Райане она не заговаривала вовсе. Наверное, она все напридумывала, но ей казалось, что она ощущает в комнате присутствие Райана, чувствует, как они осторожно обходят в разговоре его и все, что между ними было. Как будто бы любопытство Марка было материальным, его можно было увидеть или коснуться, пока оно расползалось по комнате, исследуя пространство. Его взгляд был таким пристальным, ей даже казалось, что Марк прочитает ее мысли, если она будет слишком долго смотреть ему в глаза, — она выдаст все свои тайны, не сказав ни слова.

— Было вкусно. Все воспоминания об омлете совершенно стерлись из моей памяти.