Незримое, или Война в иномирье

– Саймон… – осторожно начал он. – Наверное, я действительно не смогу дать тебе совет – как поступить. Потому что часто я думаю, что сам ошибался всю жизнь. Поэтому вот мой совет – хорошо подумай.

Реши – что для тебя важнее? Жить, как подсказывает тебе сердце, или жить по велению разума?

Вот смотри. Если ты поменяешь жизнь – поедешь в большой город, выучишься, со временем заменишь дядю, что будет в итоге? Да, ты будешь богат, ты сможешь иметь все, тебе будет принадлежать ДЕЛО…

Но подумай, как устроена жизнь Гила Бейтса. Много ли он тратит денег на себя, много ли у него времени на отдых, на общение с вами…

Но с другой стороны, если ты останешься здесь, ты никогда не будешь богатым. Правда, ты будешь заниматься тем, что тебе нравится, жить так, как ты привык жить, как тебе по душе…

Если подвести черту, – Анатолий Васильевич встал, встал и Саймон. – Так вот, если подвести черту то получается, что унаследовав бизнес дядя, ты унаследуешь жизнь, когда не ты будешь иметь дело, а оно – тебя. Но так живут большинство богатых людей.

А если ты останешься здесь, ты будешь иметь дело, а не оно тебя. Ты будешь решать, когда, что делать, и вообще – делать ли?

А в большом бизнесе дело решает за человека, как ему жить и что делать…

Так что тебе предстоит выбрать жизнь по уму, либо по сердцу.

А решать – все равно тебе. В таких делах умные люди не берутся давать советов.

Вечером Монасюк уже летел в самолете – интуиция подсказывала ему, что в Европе происходит нечто важное, связанное с ним.

Но перед отлетом, словно что-то толкнуло его прямо в сердце – он вернулся с трапа, подошел к Саймону, который стоял вместе с Джереми, и сунул мальчику листок.

– Это – московский телефон, в России. Когда я не бываю в Женеве, я часто бываю там. Если почувствуешь, что очень нужна моя помощь – не стесняйся и звони в любое время.

Он еще раз пожал руку Джереми, обнял Саймона и вернулся на самолет.

Туси Кхрна пребывал в бешенстве – только что он попытался осуществить то, о чем мечтал столько лет, и ничего не получилось.

Колдун хотел нанести удар по Гаити, по полицейским Лионгардена. С недавних пор Черный Бог вуду властно требовал от него этого.

Туси тщательно подготовил ритуал, совершал камлание несколько часов, но жертвенная кровь, пролитая на проткнутые куклы, которые должны были представлять из себя сущность его врагов, закипела и быстро испарилась.

Это могло означать лишь одно – жертва не была принята, проклятие не осуществилось, и Черный Камень Силы либо не захотел, либо не смог помочь ему.

Туси Кхрна не мог знать – именно в этот момент что-то закрыло границу в Гималаях.

И немедленно прекратились случаи варварских необъяснимых с точки здравого смысла преступлений в северном полушарии – массовых убийств, вандализма…

Его настроение улучшилось с появлением Каладжи Неру. Каладжи вывалил перед ним целую кучу материалов – фотографий, сведений о возможных жертвах.

Прилетев домой, Монасюк сразу же понял, что вызвало его беспокойство и желание немедленно вернуться в Европу.

Ему вновь звонили из лондонской канцелярии кардинала Блукбери. Помощник кардинала, как выразился Лихтштейнер, «умолял, чтобы вы позвонили сразу же, как только приедете».

И Монасюк тут же позвонил в Лондон. Но – Осиновскому.

– Павел Абрамович, – прямо спросил он, – что за заочные рекомендации мне вы раздаете во все стороны? С чего вы вообще взяли, что я могу лечить такие заболевания, как СПИД?

– Ну, как же, Анатолий Васильевич, вы же сами мне и сказали… Когда мы последний раз с вами выпивали, вы устали тогда, блуждали в других мирах, но зато научились клеточки регулировать. Да вы что, забыли, что ли?

Это был серьезный прокол Осиновского. Он не ожидал звонка от Анатолия так быстро – помощник Блукбери, который был одним из политических сторонников Осиновского и осведомлял его о наиболее интересных событиях в высшем католическом совете, как раз перед этим звонком сообщил, что Монасюка нет ни в Швейцарии, ни в России, и Паша расстроился – все отодвигалось, а у него каждый день был на счету… И ведь сама идея с лечением больного кардинала преследовала в первую очередь задачу проверить возможности Монасюка и его способность быть полезным Павлу Абрамовичу в решении поставленной им грандиозной задачи.

Поэтому узнав, что проверка откладывается на неопределенный срок, Осиновский расстроился так, что просто-напросто утратил над собой контроль и расслабился, а в результате…

Звонок Монасюка оказался для него таким неожиданным, вопрос Анатолия Васильевича – столь прямым, что застал его врасплох. Осиновский растерялся, не успел «собраться», и, сказав первое, что пришло на ум, допустил ошибку – ведь когда они последний раз выпивали «по-маленькой», Анатолий Васильевич еще просто-напросто не мог уметь лечить болезни – он только осваивал Прапространство…

Но понял ли Монасюк, что ему солгали, или нет, Павел Абрамович не узнал – Анатолий положил трубку.

И тут же набрал номер, который ему оставил помощник Блукбери, и запросил адрес, по которому находится сейчас больной кардинал.

Монасюк уже принял решение.