Незримое, или Война в иномирье

Мысленно найдя еще один островок, Монасюк РАЗДВОИЛСЯ, и два Анатолия одновременно ударили под остров, вглубь. Векторы силы действовали по отношению друг к другу под углом 90 градусов.

Получилось! Монасюк не ставил задачу пробить кору насквозь – остров, предварительно раскаченный, не рассыпался, а просто осел в дыру.

Сидя в кресле самолета, который летел в Индонезию, Анатолий систематизировал все, что он узнал нового и что может помочь ему решить-таки задачу.

Если честно – он уже стал уставать от проблемы, буквально давившей на психику. Но он прожил жизнь, ежедневно творя из себя мужчину, такого, каким в его представлении настоящий мужчина должен быть.

«Итак, Иномирье (или мир Прапространства) многоцветно, хотя и производит впечатление чего-то серого. Правда, мир Черного острова – темен, но и в нем можно различить сгущения и еще более темные пятна – это предметы материального, можно сказать – наружного, мира. Так как все предметы (и каменистые глыбы в том числе) имеют свое Проматериальное содержание, то он может, находясь в Иномирье, воздействовать на все материальное.

Путем воздействия на их Проматериальную составляющую.

Но если он создаст Прапространственную волну возле архипелага Того-Паго, он может вызвать катастрофу – архипелаг будет уничтожен.

Это – первая проблема»…

Анатолий Васильевич не знал – не до сводок новостей ему было – что вот уже второй день на планете внезапно прекратились все явления, имеющие характер катаклизмов – природа словно приготовилась к чему-то и ждала этого ЧЕГО-ТО.

Прекратились извержения вулканов, остановились подземные толчки в районе землетрясений, спала вода в районах наводнений. Даже Курильские сопки перестали дымиться…

«Проблема два – как „работать“ в условиях сгущенного до консистенции мазута Провещества? Ведь создаваемая волна будет тем слабее, чем гуще консистенция!»

«Чего-то я не понимаю, думал Анатолий. Ведь Анатоль говорил: „Ты все поймешь“. Что мне нужно сделать, что я еще могу использовать, чтобы покончить, наконец, с этой чертовой миссией!»

Он разозлился. На себя, на то, что именно ему приходится разгребать непонятные до конца завалы… И возможно, поэтому догадался, что он пока не использовал.

«Почему выбрали меня, успокаивась, думал он. Потому, что во мне – частица супердревней сущности. Сущности, которая явилась основой бог знает каких (и скольких) Вселенных, предшествующих и нынешней, и предыдущей. Значит – мне предстоит научиться управлять еще и этой силой.

Но это нужно осмыслить. Это необходимо попробовать. И не в Океании, а на своей, так сказать, Белой, половине Прапространства».

Тут же, не покидая здания аэропорта Джакарты, Монасюк взял билет на первый европейский авиарейс.

Глава 27-я

Прилетев в Женеву, Анатолий в аэропорту увидел встречающего его Николая. Который, между прочим, проявил предусмотрительность. Предугадав все, он, встретив одетого в легкие тропические одежды Монасюка, достал из машины и помог облачиться Анатолию Васильевичу в пальто и шляпу, затем раскрыл у него над головой зонт.

В Женеве моросил дождь.

– А ты ведь, вроде, в России? – спросил Анатолий, садясь на свое обычное заднее сидение «вольво». – Когда вернулся?

– Да два дня назад, Анатоль Васильич. Были кое-какие делишки, ну, а пока вы по всему миру носились, я как раз и управился.

Судя по улыбке, которую Монасюк увидел в зеркальце над лобовым стеклом, дела были и приятные, и завершены успешно.

– А с Селезневым в Москве ты не пересекался? – просил он.

– Нет. Да я в Москве и был-то проездом.

Машина шла медленно, разбрызгивая грязь из луж – недавно прошел сильный дождь. И вообще, судя по осени, зима в Швейцарии обещала быть сырой, промозглой и Монасюку категорически неинтересной.

И он про себя порадовался принятому решению. А решил он, как только выполнит «историческую миссию», как он иронично называл предстоящую операцию по очищению вод Индийского океана от некоего островного образования, быстренько закончить все дела в Европе и перебраться на другую сторону планеты.

Туда, где, если верить прочитанным когда-то книгам о путешественниках, царит вечная весна. Это он немного кокетничал, когда говорил Анатолю, что нет у него мечты. Просто загнал он ее глубоко-глубоко внутрь – все равно ведь не было у российского пенсионера Монасюка никакой возможности переселиться на другое полушарие…

Теперь же, когда он чувствовал какое-то внутреннее опустошение, вызванное и этим метанием «по странам и континентам», и открытиями последних дней, потерей Джоли (Господи, как больно-то стало! Как без нее быть, что вообще мир без нее?), ему казалось, что только ТАМ, на зеленом острове, в стране вечной весны он найдет какой-то пусть временный, но покой, сможет немного свыкнуться с потерями, восстановить силы.

За этими мыслями как-то незаметно преодолели путь до дома на набережной, и Анатолий, входя в открытую ему Лихтштейнером дверь, сказал, на ходу сбрасывая пальто:

– Зайдите ко мне, Александр.