Наверно, в этот момент я взглянула на него тем самым пугающим взглядом, который заставляет замирать людские сердца. Черкес невольно отпрянул. В такие моменты я всегда чувствовала свою власть над людьми, упиваясь людским страхом.
— Однажды смерть коснулась тебя, но пощадила, — говорила я будто не своим голосом. — Теперь твоя жизнь снова в опасности… Никогда ещё ты не был так близок к гибели…
Я вздрогнула. Видение промелькнуло пред моим взором. Этот горец убил Кравцова. К моему удивлению, новость не напугала меня. Будто душа Кравцова шепнула мне, что есть некто, опаснее черкесского "хищника"*. Он встречает вас с учтивой улыбкой, а потом наносит удар в спину. Бандит опасен — знает каждый, и будет его сторониться. Куда сложнее угадать убийцу под маской добропорядочности.
_______________
* "Хищник" — черкесский разбойник.
— Ты можешь спастись, если скажешь, кто нанял тебя, — закончила я.
Черкес невозмутимо слушал мои слова, но я чувствовала, как он борется с охватившим его сердце страхом неизвестного, того, что ждёт его там, пред взором Аллаха.
Я спустилась вниз по тропинке, где была привязана моя лошадь. Ехала я медленно, пытаясь разобраться в своих предчувствиях.
— Нет, он не выдаст, — размышляла я вслух. — Он обречён… Его гибель неминуема…
Из размышлений меня вывела весьма необычная встреча с Надин, воспитанницей турецкого аристократа, остановившегося на Кислых Водах. Восточная барышня весьма искусно держалась в седле, за нею пешком следовало двое слуг азиатов.
Надин остановилась, оглядевшись по сторонам. Завидев меня, она приветливо улыбнулась и направилась ко мне. Слуги послушно следовали за нею.
Любопытно, что мы не были знакомы, но уже многое знали друг о друге. Между нами, казалось бы совершенно чуждыми друг другу, завязался доверительный разговор.
— Мне очень тяжко, — вздыхала Надин, — я не могу понять к чему мой опекун учит меня делам совершенно непонятным и бесполезным… Какое веселье ваши дамы находят в публичных беседах под любопытными взорами? Какой прок от странных книг, герои которых сами не знают, чего им угодно, и, запутавшись в своих желаниях, нелепо погибают?
— Мне очень жаль, но я не знаю ответа на ваши вопросы, — честно ответила я, — но неужто вам неинтересны музыка и танцы?
— Интересны… но не под завистливыми недоброжелательными взорами, — ответила Надин, — и как скучны внимательные поклонники, все достоинства которых лишь в пустой болтовне…
Я не понимала страданий собеседницы. Мне довелось наслушаться о тяготах жизни восточных женщин. Неужто Надин желает вернуться в привычный ей мир затворничества?
Она будто бы прочла мои мысли.
— Поверьте мне, — горячо произнесла она, — восточные дамы гораздо счастливее вас, занятых балами и светскими беседами…
— Пожалуй, вы нашли в моем лице неверную собеседницу, — виновато произнесла я, — мои успехи в свете заставляют желать лучшего…
— Именно поэтому я решилась поговорить с вами! — улыбнулась Надин. — Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к моим чувствам…
Возможно, она права. Ежели мне, воспитанной в светских нравах, неуютно в светском мире, то как тяжко девушке, привыкшей к иным традициям.
— Я хочу сама вышивать себе одежду! Другую красивую, а не эту душную клетку, — так она отозвалась о корсаже, — я желаю петь и танцевать лишь для своего мужа, а не для любопытной толпы подобно нищей танцовщице! Я не хочу читать книги о тяготах судьбы глупцов, которые сами не знают в чем их счастье и ступают на путь разврата, неугодный Аллаху!
Надин мечтательно закрыла глаза.
— Я побывала с опекуном в местных горных деревушках, — она вздохнула, — где люди живут так, как и наш народ… Женщины ткут и шьют, готовят ароматную пищу в котлах, поют и танцуют праздничными вечерами в кругу родичей и друзей… Их мужчины немногословны, но мужественны…
Неужто образованной особе, которую полюбил французский аристократ, о благосклонности которого мечтали многие дамы высшего света, интересна жизнь в ауле? Неужто свирепые горцы ей милее утонченности? Воистину, другие нравы…
— Ваши чувства вполне понятны, — ответила я, поразмыслив.
Удивительно, но я легко сумела понять грусть Надин.
Обернувшись, я увидела спрятавшегося среди камней молодого черкеса, с которым говорила несколько минут назад. Он пристально смотрел на Надин, тем самым "горящим взором", о котором не раз доводилось слышать. Похоже, горца не волновало то, что его увидят. Надин тоже заметила его.
— Сайхан! — радостно воскликнула она.
Сайхан, ловко перепрыгнув через камни, оказался подле Надин. Мне не удалось скрыть удивления. Слуги Надин спокойно сидели на земле, не придавая значения, что с их госпожой беседует человек разбойничьего вида. Она, наверняка, наградит их за молчание.
Знал бы несчастный Жервье на кого его променяли. Похоже, Надин, действительно, милее жизнь в горном ауле, чем в светской гостиной. Я уважала ее выбор, хотя не совсем понимала. Ведь одно дело жить в доме богатого турецкого господина, пусть и чтящего традиции предков, другое дело в горах, деля с мужем все тяготы деревенской жизни…