Незримые фурии сердца

– Я виновата, миссис Гоггин, – затараторила официантка. – Но он сказал, что депутат.

– И ты поверила? Разуй глаза, они же дети. У тебя ума совсем нет, что ли? На праздники я собираюсь в Амстердам, но я же там вся изведусь – вдруг ты опять спаиваешь малолеток?

– Ну-ка, оба встали. – Отец Сквайрс протиснулся между женщинами. – Хватит меня позорить. Поговорим в школе, это я вам обещаю.

Мы поднялись, слегка обескураженные тем, как оно все обернулось, а заведующая вдруг выпалила:

– Мальчики не виноваты. В этом возрасте все дети озорничают. Вы-то куда смотрели? Это вы допустили, что они безнадзорно шатались по парламенту. – Миссис Гоггин сердито покачала головой. – Вряд ли родители обрадуются, узнав, что их дети вместо знаний накачивались пивом. Как вы считаете, отче?

Отец Сквайрс опешил, мы тоже. Наверняка с нашим наставником никто (а уж тем более женщина) так не разговаривал с тех пор, как он надел пасторский воротничок. Джулиан хмыкнул, восхищенный ее смелостью. Да я и сам был впечатлен.

– Попридержи-ка язык, женщина. – Отец Сквайрс ткнул заведующую пальцем в плечо. – Ты не к собутыльнику своему обращаешься, а к служителю, знаешь ли, церкви.

Миссис Гоггин ничуть не испугалась:

– Даже моему собутыльнику, имейся он, хватило бы ума не оставлять подростков без пригляда. И нечего тыкать в меня пальцами, ясно? Мы это уже проходили. Только попробуйте еще раз до меня дотронуться. Это мой буфет, отче, я здесь главная, так что забирайте своих подопечных и ступайте подобру-поздорову, не мешайте работать.

Казалось, отца Сквайрса разом хватили инфаркт и инсульт вкупе с нервным срывом. Он пулей вылетел из буфета и всю обратную дорогу до школы молчал, но уж там спустил на нас всех собак. В буфете же я глянул на Кэтрин Гоггин, и рот мой невольно разъехался в улыбке. Я еще никогда не видел, чтобы священника вот так поставили на место, и все это было даже лучше, чем кино.

– Нас, конечно, взгреют, но оно того стоило, – сказал я.

Заведующая рассмеялась и потрепала меня по голове:

– Давай иди уже, бесенок!

– Она на тебя запала, – шепнул мне Джулиан, покидая буфет. – Самое то, когда опытная тетка обучит тебя всяким штукам в постели.

Правое ухо Макса

В начале осени 1959-го Макс Вудбид выступил со статьей в «Айриш таймс», где предал анафеме ненавистного ему Имона де Валеру и его правительство за безвольную политику в отношении подозреваемых членов Ирландской республиканской армии. «Надлежит всеми средствами их обуздать, – писал Макс в публикации, иллюстрированной его особо наглой фотографией, на которой он, облаченный в костюм-тройку с пышной белой розой в петлице, сидел в некогда нашем саду и выбирал огуречный сэндвич с блюда, – и дабы это скопище свихнувшихся патриотов и неграмотных бандитов, вооруженных бомбами и пистолетами, не устроило резню на улицах, было бы полезнее поставить их к стенке и расстрелять, как наш заморский сосед в свое время поступил с вожаками Пасхального восстания, осмелившимися посягнуть на божественную власть его императорского величества короля Георга V». Статья получила широкий отклик в средствах массовой информации, и когда возмущение достигло запредельного уровня, Макса пригласили на национальное радио отстоять свою позицию. Схлестнувшись с ведущим, неистовым республиканцем, он назвал черным день, когда страна оборвала связи с Англией. Самые светлые умы в нашем парламенте, заявил Макс, в подметки не годятся последним олухам из Вестминстера. Участников Приграничной войны он заклеймил трусами и убийцами, а затем с невероятным самодовольством (наверняка заранее отрепетированным для большей провокационности) предложил устроить на границах графств Арма, Тирон и Фермана[18] этакий блицкриг в стиле люфтваффе, который раз и навсегда положил бы конец ирландскому терроризму. На вопрос, откуда у него, уроженца Ратмайнса, столь яростные проанглийские взгляды, Макс чуть ли не в былинной манере поведал, что род его веками был одним из самых знатных в Оксфорде. Прямо-таки лопаясь от гордости, он известил, что двух его предков, воспротивившихся женитьбе Генриха VIII на Анне Болейн, король обезглавил, а еще одного, сорвавшего знаки католического идолопоклонства с оксфордского собора, королева Мария лично (что вряд ли) сожгла на костре. «Я первым из нашего рода появился на свет в Ирландии, – сказал Макс. – И произошло это лишь потому, что в конце Великой войны мой отец переехал сюда ради юридической практики. Но, как сказал герцог Веллингтон, великий человек, – и с этим, наверное, согласятся все – рожденный в стойле – не обязательно конь».

На следующий день отец Сквайрс отыгрался на Джулиане за предательские высказывания его отца.