– В этой истории мать любит изображать из себя безвинную жертву. Но она виновата в равной степени. Никакую женщину соблазнить нельзя. Это всегда обоюдное решение соблазнителя и соблазненной. Самое смешное, что по-настоящему пострадал только один человек, который никому не сделал ничего дурного.
– Мод.
– Именно. Мод. Она лишилась своего дома. Своего кабинета. Своего святилища. Места, где тебе спокойно, где можно творить. Пока его не отняли, не понимаешь, как оно важно. Для женщины особенно. Неудивительно, что вскоре она умерла.
– Ее сгубило курение, – сказал я, уже слегка расстроенный направлением, какое принял наш разговор. Алиса горевала по моей приемной матери искренне, и я устыдился, что за двадцать лет, прошедших со смерти Мод, ни разу не изведал столь сильной печали. – Она же умерла не от разбитого сердца или чего-то такого.
– Одно другому не мешает. А ты не думаешь, что все это взаимосвязано? Что потому-то ее и сожрал рак, что она всего лишилась?
– Нет, я думаю, дело в том, что всю жизнь с утра до ночи она безостановочно дымила как паровоз.
– Ну, может, ты и прав, – уступила Алиса. – Ты ее знал, а я – нет. Наверное, ты прав.
Опять повисло долгое молчание, и я уже решил, что тема Мод исчерпана, но ошибся.
– Знаешь, один раз я ее видела, – сказала Алиса. – Мне было лет пять или шесть, когда однажды Макс привез нас с Джулианом на Дартмут-сквер. Кажется, он встречался с твоим отцом по поводу того самого судебного дела. Ну вот, мне захотелось в туалет, я стала его искать, но в огромном доме заблудилась на всех этих этажах и забрела, как я понимаю, в кабинет Мод. Сперва я подумала, что в доме пожар – в комнате дым стоял столбом…
– Да, это был ее кабинет. Там шторы и диванные подушки насквозь пропитались табаком.
– Сквозь эту завесу я видела только какой-то силуэт, а когда глаза мои обвыклись, я разглядела женщину в желтом платье, которая неподвижно сидела за столом. Она посмотрела на меня и вздрогнула. Потом подняла руку, точно Призрак будущего Рождества, и произнесла всего одно слово:
Рассказ Алисы меня удивил и обрадовал. Я хорошо помнил странную девочку в бледно-розовом пальто, которая выскочила из дома, словно за ней гналась собака Баскервилей, но не ведал, что же ее так напугало. И вот теперь это выяснилось. Как будто вытащил досаждавшую занозу.
– У Мод была дочка Люси, – сказал я. – Видимо, она приняла тебя за нее.
– Дочка? В биографии Маллесона о ней ни слова.
– Девочка родилась мертвой. Кажется, у Мод были тяжелые роды. Потом она уже не могла иметь детей.
– Понятно, – кивнула Алиса, и я догадался, что она прикидывает, нельзя ли это использовать в диссертации. – Вот такой была моя единственная встреча с Мод. И лишь через двадцать лет я надумала заняться изучением ее творчества.
– Ее бы это ужаснуло. Она терпеть не могла публичность в любом ее виде.
– Не я, так кто-нибудь другой, – пожала плечами Алиса. – И они будут, эти другие. Мод слишком большая величина, чтобы остаться незамеченной. А какая она была? Не подумай, что я выискиваю материал для диссертации. Мне правда интересно.
– Трудно сказать. – Я предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом. – Мы прожили вместе восемь лет, однако наши отношения близкими не назовешь. Она хотела ребенка, и потому они с Чарльзом меня усыновили, но, по-моему, точно так же она хотела персидский ковер и люстры из Версальского дворца. Чтоб просто я был, понимаешь? Чтоб иногда меня потрогать, погладить, как любую из ее реализованных прихотей. Нет-нет, она не была плохим человеком, но я не могу сказать, что узнал ее. Когда Чарльза посадили, мы остались вдвоем, но она уже умирала, и мы так ни разу и не поговорили как близкие люди.
– Ты по ней скучаешь? – спросила Алиса.
– Иногда. Но, если честно, вспоминаю ее редко. Разве что в связи с ее книгами. Их так высоко ценят, что я получаю письма от студентов с просьбой помочь им в дипломной работе.
– И ты помогаешь?
– Нет. Все, что хочешь узнать о Мод, ты найдешь в ее книгах. Добавить нечего.
– Все, что нужно знать о любом писателе, содержится в его произведениях, – сказала Алиса. – И я не понимаю, почему некоторые авторы так стремятся к публичному обсуждению своих творений и напрашиваются на интервью. Если уж не сумел до конца высказаться на страницах, опять садись за черновик.
Я улыбнулся. Сам-то я не был книгочеем и мало что знал о современной литературе, но мне нравилось, что Алиса в ней разбирается. Она напоминала Мод, только без ее холодности.
– А сама ты пишешь? – спросил я.