Незримые нити

На этот раз миновать пробки не удалось. Машины впереди останавливались, ехали снова и снова останавливались. В какой-то момент водитель втиснулся в правый ряд, освобождая дорогу. Сверкая сине-красными огнями, мимо проехала «Скорая».

Наконец такси свернуло во дворы, остановилось. Семен стряхнул Наташу с плеча, как кошку, выбрался из машины. Наташа тоже вылезла. Он пошел к ближайшему подъезду, а она двинулась вдоль ряда припаркованных машин.

Машины были покрыты слоем снега. Вроде бы она их не разглядывала, а номера тем более не разглядывала, но неожиданно остановилась, вернулась на пару шагов, наклонилась. Прямо перед ней был номер машины, которую она сначала видела у клиники, а потом у дома Семена.

Наташа медленно отступила, потом судорожно рукой смела снег со стекла чужой машины. За стеклом висели четки.

— Семен! — закричала Наташа.

Кричать не имело смысла, Семен уже вошел в подъезд и едва ли мог ее слышать, но она кричала. А потом, задыхаясь от ужаса, стучала в обитую деревянными полосками дверь панельной пятиэтажки.

* * *

Как и вчера, Ирена была вся в черном — черный свитер, черные брюки. Волосы черными кольцами опускались на плечи, в ушах крупные свисающие серьги.

Возле глаз морщинки.

Ирена повесила шубу в шкаф, помедлив, прошла в комнату, уселась в кресло. Борис сел напротив, в такое же кресло.

— Я обычно не хожу по чужим номерам. — Она сжала губы и отвела взгляд — Борис разглядывал ее в упор.

— Знаю.

— Откуда? — Она снова на него посмотрела.

Она старалась быть наглой, а получалась несчастной.

Он пожал плечами — знаю, и все. И улыбнулся.

— Ты похожа на цыганку.

— Имею право. — Она хмыкнула. — У меня бабка была цыганка.

— Да? — удивился Борис.

— Угу. — Ирена засмеялась, морщинки у глаз стали еще заметнее. — А прабабка еще с табором ходила. Но я прабабку не знала. Когда я родилась, ее уже не было.

Борису стало весело. И опять словно окутало острое чувство свободы.

— Бабушка происхождения стеснялась. Не любила про родственников говорить. А мне было интересно.

— Мне бы тоже было интересно, — улыбнулся Борис.

— Бабушка в таборе уже не жила. Советская власть старалась сделать цыган оседлыми, дома им дали в каком-то поселке. Мне хотелось туда съездить, а бабуля только сердиться начинала, когда я про это заговаривала. Она хотела быть русской, даже национальность в паспорте себе исправила. Но гадать умела. И пела хорошо.

— А тебе гадала?

— Редко. И нехотя. А для себя карты раскладывала каждый вечер. Дед над ней смеялся, а мне не давал бабушке мешать, когда она карты брала.

В коридоре послышались голоса, стихли.

— Дед у меня был убежденным коммунистом. Очень переживал, когда Союз развалился.

— А я радовался, когда Союз развалился, — неожиданно сказал Борис.

— А теперь? Радуешься?

Ирена смотрела на него весело. Морщинки у глаз очень ей шли.

— Черт его знает, — засмеялся он. — Но в Союз точно не хочу.

Из коридора опять донеслись голоса.

— Пойдем ужинать. — Борис поднялся. — Я с утра ничего не ел.

— Только не сюда, — быстро сказала Ирена. — Не в гостиничный ресторан. В любой другой.

— Как хочешь.

Он подал ей шубу, оделся сам. На улице шел снег. Елка перед дверями гостиницы сияла разноцветными горящими огоньками, окрашивая падающие снежинки.

Ирена неуверенно помедлила, он потянул ее в сторону, противоположную от здания городской администрации. Просто так потянул, наугад.

Ресторан нашелся метрах в двухстах.

— Пойдет? — спросил Борис.

Капюшон Ирениной шубы успел покрыться снегом. Ему захотелось провести по капюшону рукой, стряхнуть снег.

Ирена кивнула — пойдет. Засмеялась и взяла его под руку.

В небольшом, неярко освещенном зале стояло всего несколько столиков. В меню Ирена не посмотрела, от спиртного отказалась.

— А я, пожалуй, выпью, — решил Борис и заказал двести грамм водки. Еще заказал по эскалопу себе и Ирене и по салатику на усмотрение официанта.

— Ты здесь бывала? — спросил он, чтобы не молчать.

Ирена сделалась грустной, и ему хотелось ее развлечь. Ему нравилось, когда она смеется.

Она кивнула и закусила нижнюю губу.

— Улыбнись, — попросил Борис.

Ирена фыркнула, и молчание сразу перестало быть тягостным.

— Мы недавно отмечали здесь Светкин день рождения.

— А мы на все семейные праздники собираемся у сестры, — сказал Борис.

Серые Иренины глаза смотрели на него со спокойным интересом. Узкое лицо в кольцах черных волос казалось строгим и благородным.

Пожалуй, Ирена была даже интереснее красавицы Светланы.

— У меня первая жена очень рано умерла. Не представляю, что бы я делал без сестры. — Борис поймал себя на том, что впервые это говорит даже себе. — Это сестра фактически мою дочь вырастила. Я работал много, в командировки часто ездил. А теперь я сестре не помогаю совсем.

— Деньгами?

— Да нет. Она работает, с деньгами у нее все нормально. Просто… Не помогаю.

— А она нуждается в помощи?

— Мы все нуждаемся.

Он не предполагал, что может начать с кем-то откровенничать. И тем более не предполагал, что не будет испытывать от этого никакой неловкости.

— Я тебя отвезу, — когда ужин был съеден, сказал Борис.