Пустой день следовало чем-то занять, и Антонина принялась за уборку. Пропылесосила квартиру, запустила стиральную машину, отчистила до блеска кухонную плиту.
Телефон зазвонил, когда Антонина доставала стремянку, чтобы протереть плафоны на люстрах. Звонила Оксана.
— Ну как ты? — спросила Антонина.
— Нормально, поправилась, — голос у девушки был звонкий, бодрый. — Спасибо вам за все!
— Не за что, — отмахнулась Антонина.
— Антонина Александровна…
— Да?
— Степа мне рассказал… про Елизавету.
Антонина в этом не сомневалась. Когда-то она тоже все рассказывала Михаилу, а он ей.
— Его посадили за то, что он подписал акты приемки на объекте, где стояла негодная электропроводка. Его просто заставили…
— Заставить невозможно! — мягко перебила Антонина.
— Да, он понимает, он виноват. Но на него сильно давили. Нужно было либо увольняться, либо подписывать.
Антонина одной рукой подвинула стремянку, ставя ее на место.
— Указания шли от городского начальства. Но само начальство со Степой, конечно, дела не имело, разговаривал он с Лизой.
Антонина замерла. Провела рукой по лбу и ухватилась за стремянку. Захотелось сесть на пол.
— Елизавета служила посредником между Степаном и городской властью? — уточнила Антонина.
— Да. Она в мэрии работала. Но на следствии и потом на суде никто из начальства не фигурировал. И Лизка тоже.
Это было понятно и неудивительно. Находят и сажают всегда только стрелочников. Тех, кто успешно осваивает городской бюджет, не трогают.
— Лизка сама Степу нашла, когда он освободился. Она тогда в мэрии уже не работала. Она была… беременная.
— Я знаю, Степан мне говорил.
— В общем, Елизавета стала его уговаривать, чтобы он потребовал свою часть от тех, кто ему оборудование навязывал. У Степы доказательств на них не было, а у Елизаветы были.
— Она толкала Степана на шантаж? — Антонина подошла к дивану, села.
— Да. Но Степа не согласился. — Оксана вздохнула и прошептала в трубку: — Лизка просила его достать пистолет.
— Он достал? — как можно равнодушнее спросила Антонина.
— Нет, конечно! Степа не преступник! — Девушка помолчала и опять тяжело вздохнула. — Но с нужными людьми ее свел. После тюрьмы у него связи были…
Это Антонина понимала.
— Потом Елизавета снова к нему пришла. Это когда ребенка у нее уже не было. Ребенок мертвым родился. Она снова стала его уговаривать получить с начальства деньги, но Степа отказался. Он тогда работу найти не мог, пил сильно, а все равно отказался. А после прихода Елизаветы он пить бросил, поехал в Москву, на работу устроился. Меня встретил. А то, что он когда-то ошибся…
— В этом ничего ужасного нет, — подтвердила Антонина. — Мало кто в жизни не ошибается. На ошибках учатся. Главное, вовремя сделать выводы.
Стиральная машина перешла в режим отжима, затряслась, загудела. Антонина от этого каждый раз начинала опасаться за сохранность собственной квартиры.
Попрощавшись с Оксаной, она бросила телефон рядом с собой.
В голове крутилась старая мудрая мысль. Обычные люди учатся на своих ошибках, умные учатся на чужих ошибках, а дураков не учит ничто.
Почему-то сейчас Антонина казалась себе большой дурой.
Картину Елизавете надо было отдать. Наташа заехала в мастерскую и к дому подходила с твердым намерением возвратить заказчице картину сегодня же.
На человека, курившего на лестнице, Наташа даже не посмотрела. Курить в подъездах было нельзя, но все курили, и соседи относились к этому с пониманием.
— Где тебя носит с утра пораньше? — весело окликнул Наташу человек.
Он медленно спускался по лестнице, расставив руки. Солнце из подъездного окна светило ему в спину, лица было почти не видно, но не узнать человека Наташа не могла.
— Гарик! — ахнула она.
— Наташенька! — Гарик обнял ее вместе с сумками, заглянул в лицо. — Я соскучился.
В прошлом году он тоже приехал к ней почти с самолета. Оставил у родителей вещи и помчался к Наташе. Только в прошлом году она помнила, что он должен приехать. Тогда она его ждала.
Наташа поерзала, освобождая руки от его объятий, отперла дверь и улыбнулась.
— Проходи.
Гарик за год неуловимо изменился. Наверное, это называется возмужал.
Он смотрел на Наташу и улыбался, и у нее губы тоже сами растягивались в улыбку.
Когда-то им было вместе очень хорошо, и сейчас это было приятно вспоминать.
— Как живешь? — раздеваясь, спросил Гарик.
— Нормально. А ты?
— Скучаю по Москве.
— Возвращайся.
Он не ответил. Чмокнул Наташу в лоб, прошел в комнату и сел на диван.
— Ты надолго? — Наташа не стала садиться рядом. Она отошла к окну и прислонилась к подоконнику.
— На две недели. — Он закинул руки за голову, покачался и вздохнул. — Я хочу взять тебя с собой.
— Это невозможно, Гарик, — улыбнулась Наташа.
— Я понимаю, визу делать долго. И еще надо оформить брак…
— Гарик, это невозможно.
— Почему? — весело удивился он. — Это надо было давно сделать, но лучше поздно, чем никогда.
— Перестань! — фыркнула Наташа.
Разговор получался несерьезный, шутовской.
— Ты прекрасно живешь без меня. А я живу без тебя. Но я все равно рада тебя видеть, — честно призналась Наташа.