Незримые нити

Борис оторвал ее от двери. Ирена качнулась, он подхватил ее под руку, захлопнул дверь.

— Одевайся!

— Отстань! Я спать хочу.

— Одевайся! — Он перехватил ее двумя руками, потому что она пыталась сползти на пол. — Собери мозги и одевайся.

Он дотащил ее до кровати, опустил на матрац. Ирена села, опустив лицо в сомкнутые ладони. На прикроватной тумбочке он заметил полупустую бутылку коньяка, брезгливо взял бутылку рукой, зашел в туалет и вылил содержимое в раковину.

Заглянув в шкаф, достал серый брючный костюм, бросил на кровать рядом с Иреной. Этого костюма на ней он раньше не видел.

— Одевайся!

Она покорно потянулась к серым брюкам. Борису показалось, что взгляд у нее стал более осмысленным.

Одевалась она долго, он терпеливо ждал. Помог надеть ей шубу, взял со стола карточку-ключ, захлопнул дверь номера, держа ее под руку. Смотреть на нее было неприятно и больно.

В холле охранник скользнул по ним равнодушным взглядом. Впрочем, к этому моменту Ирена переступала ногами уже достаточно твердо.

Дверь машины для Ирены он открыл заднюю. И правильно, она сразу улеглась на сиденье.

Борис молча захлопнул дверь, обойдя машину, сел за руль.

Надо было позвонить Антонине. Но он не стал. Сестры может не оказаться дома, а что делать в этом случае, Борис просто не представлял.

Ему повезло, Антонина открыла дверь.

* * *

Отвечать на звонок не хотелось. Наташа снова промокнула бумажным платком слезы, которые никак не хотели прекращаться, и, стараясь говорить ровно, поздоровалась с Елизаветой.

— Я понимаю, Наташенька, — виновато проговорила заказчица, — перед Новым годом всегда много хлопот, но, может быть, вы все-таки сможете привезти картину?

Просьба была справедливой, деньги за работу Наташа получила, отдать картину было необходимо.

— Если хотите, я могу сама приехать и забрать.

— Не надо. — Наташа отодвинула телефон от уха и высморкалась. — Я привезу. Прямо сейчас.

Прямо сейчас она была такой опухшей, что умываться пришлось долго. А потом долго краситься, пытаясь замаскировать красные глаза.

Наверное, замаскировалась Наташа плохо, потому что, увидев ее, Елизавета испуганно ахнула:

— Наташа, что с вами?!

Наташа протянула хозяйке целлофановую сумку с упакованной картиной, а ответить не смогла, потому что снова подступили слезы и пришлось замереть, чтобы их сдержать.

— Наташенька, что случилось? — Елизавета перехватила сумку и заглянула Наташе в лицо.

Взгляд у нее был грустный и участливый.

Наташа хотела ответить, что все в порядке, но не смогла. Слезы все-таки потекли, несмотря на все Наташины старания.

— Раздевайся! — решительно сказала Елизавета. Сумку с картиной она прислонила к стене. И, поскольку Наташа не двигалась, подергала ее за рукав куртки. — Раздевайся!

Наташа затрясла головой — спасибо, я пойду, но хозяйка решительно ее удержала и сама начала расстегивать кнопки куртки.

Наташа послушно разделась, бросила куртку на стул.

— Пойдем! — Елизавета провела ее на кухню, открыла одну из полок и повернулась к Наташе. — Выпить хочешь?

— Хочу, — мрачно решила Наташа.

Из спиртного у хозяйки оказался только коньяк. Крепкий напиток обжег горло, в груди потеплело.

Елизавета пить не стала, села напротив Наташи и участливо спросила:

— Кто-нибудь заболел? Или?..

— Или, — кивнула Наташа.

— Молодой человек?..

— Он не молодой. — Наташа потянулась к рюмке и еще немного отпила.

— Ты с ним поссорилась?

— Он меня бросил.

Елизавета резко поднялась, отошла к окну. Солнце светило ей в волосы. Когда Наташа сюда добиралась, солнца на улице не было.

Впрочем, она могла просто его не заметить.

На солнце Елизаветины волосы отливали рыжиной. Елизавете это шло.

Раньше Наташа Елизавету не любила, и хозяйка казалась ей неинтересной. А на самом деле она очень миленькая. Симпатичная.

— Это со всеми случается. — Елизавета отвернулась от окна. — Надо немножко потерпеть, и все пройдет.

От коньяка слезы течь перестали. А может быть, не от коньяка, а оттого, что Елизавета, которую Наташа раньше терпеть не могла, смотрит с участием и пониманием.

— Не пройдет! У меня… у меня жизнь кончилась!

Это было правдой. У нее кончилась прежняя жизнь. Теперь будет какая-то другая. Теперь будет жизнь, от которой лучше удавиться.

— Перестань!

— Вам легко говорить… — жалобно проблеяла Наташа.

Ей очень хотелось, чтобы ее пожалели.

— Тебе, — поправила Елизавета.

— Тебе, — не удивившись, послушно повторила Наташа.

А чему удивляться? Раньше Елизавета была хозяйкой, Наташа ее не любила и общались они официально. А теперь Наташа на Елизавету не работает. Теперь они подруги.

Наташа опять потянулась к рюмке. Рюмка была пуста, Елизавета, вздохнув, снова в нее плеснула.

Жизнь изменилась сразу и во всем. Раньше Наташа коньяк терпеть не могла и никогда его не пила, а теперь глотнула с удовольствием.

— Почему же мне легко говорить? — грустно усмехнувшись, спросила хозяйка. — Ты думаешь, у меня в жизни всегда все было гладко?

— Какая разница, как было! — перебила Наташа. — Важно, что сейчас есть! У тебя муж хороший, он тебя любит!

А с Наташей судьба обошлась жестоко. То есть Семен обошелся.