— Послушай, — обратился Мартынов к Дубровину. — А не кажется ли тебе… Подожди… Когда было совершено первое ограбление?
— Пятнадцатого мая… — сказал Дубровин.
Начальник уголовного розыска нервно зашагал у окна.
— Ну, ну… конечно, — произнес он, отвечая, видимо, на какие-то свои мысли.
— Вы хотите сказать, что Глухарь появился тринадцатого, и между его появлением и этими ограблениями есть определенная связь…
— Точно, — Александр Ильич приложил руку к глазам, словно пытался рассмотреть нечто в сгущающейся вечерней темноте.
Всякий раз, когда затягивалось «дело» и никак не удавалось напасть на след преступников, Мартынова охватывала злость. Он никогда не восторгался изворотливостью, находчивостью преступников. Хотя эти качества у некоторых из них не отнять, в основном все же уголовники были серые, ничем не примечательные людишки, с низменными инстинктами и стремлениями. Он ненавидел себя за каждый свой промах, ибо это означало, что где-то снова грабили магазины, квартиры, а иногда это означало, что оборвалась чья-то жизнь. В такие минуты Александр Ильич ходил мрачный и неразговорчивый и всегда сам выезжал на место происшествия.
Сейчас он испытывал именно такое вот тяжелое чувство недовольства собой и всеми своими подчиненными. Определенных сдвигов в розыске Глухаря не произошло. Да еще эти дерзкие ограбления!
Начальник уголовного розыска взглянул на Дубровина:
— Ну, что скажешь, капитан?
— Да ничего, товарищ майор. Стихи вспомнились…
— Стихи?!
— Хотите прочту?
— Ну, давай, как раз кстати, — усмехнулся Мартынов.
Голос у Дубровина был неважный, но читал он с чувством. Это было стихотворение «Неизвестные», написанное милицейским поэтом.
Дубровин замолчал и взглянул на Мартынова. Тот присел у стола и нетерпеливо барабанил пальцами, словно в такт неслышимой песне.
— Ну? Что замолчал? — вскинул он голову.
Дубровин продолжал:
— Да… читал… — хмуро произнес Александр Ильич. — Бандиты не смотрят в трудовую книжку жертвы. Но, знаешь, черви всегда набрасываются на лучшие яблоки. А мы вот сидим здесь, моргаем. Он ведь, наверняка, готовит сейчас новое дело.
— Да, наверное, — повторил Дубровин и вспомнил о недавнем ограблении.
Глубокой ночью преступники подъехали к дому правления колхоза. Здесь находились только сторож и пожарный. Сторожа связали, а когда пожарный поднял крик, его ударили чем-то тяжелым по голове. Ножовкой преступники спилили дужки замков и вскрыли четыре денежных ящика. Но в ящиках оказалось всего десять рублей. Грабители пришли в ярость. Скомканную десятирублевку оперработники потом нашли на полу. Перед тем, как выйти из комнаты, преступники сдернули штору, разорвали ее и, смочив водой, аккуратно обтерли все предметы, к которым прикасались. На бешеной скорости машина умчалась прочь.
Было совершено еще несколько подобных ограблений. Почерк был однообразный, преступники вскрывали только сейфы и объекты ограбления выбирали обязательно за городом. Чтобы уничтожить следы, все предметы обтирались влажными тряпками. Ночью грабители ослепляли охранников ярким светом электрических фонарей.
— Хитрые… сволочи, — со злостью сказал Александр Ильич и, подойдя к окну, повернул ручку приемника.
Комнату заполнила тихая музыка.
— Ты в театр-то ходишь? — спросил он вдруг Дубровина.
Капитан нахмурился.
— На рыбалку третье воскресенье собираемся Александр Ильич. Никак не вырвусь — то дежурство то задание. Дома почти не бываю. Какой там театр.
— Знаю, знаю… — улыбнулся Александр Ильич. — Я к чему веду разговор-то? Может, сходим сегодня в театр. Ну? «Гамлет»… понимаешь? Прямо сейчас и пойдем. За Ольгой заедем.
— Хорошо, уговорили, Александр Ильич. На сегодня, кажется, ничего не предвидится.
Резко, настойчиво зазвонил телефон.
Вечерние телефонные звонки Дубровин не любил — каждый из них таил в себе какую-то неприятность. Что-то где-то случилось. После таких звонков всегда «веселая» жизнь начинается.
Мартынов снял трубку.
— Что?! — вскричал он. — Сельсовет? Да, знаю… Сейчас выезжаем.
— Что случилось? — спросил Дубровин.
— Касса сельсовета. За городом — тридцать второй километр, потом поворот от шоссе направо… Почерк тот же. Ну, пошли!
«Вот тебе и «Гамлет», — подумал Дубровин.