— Сани-то приказные, — забросил в них костыли Костыль и ловко перемахнул через борт. — Разборчива твоя Евангелина Романовна в женихах.
— Мы тебе рубль цельный не за похвалы глумливые платим, — ответил Мишка гордо и сел рядом с калекой.
Я поехала на облучке с гренадиром. Мальчишки сзади болтали о своем, Костик делился приютскими новостями, Мишка хвастался, что ест три раза на день, спит на кушетке и даже горячей водой моется.
Жалость болезненно полоснула по сердцу. Несчастные дети. Бедные дети. Во сне я пыталась объяснить Семену, что с беззащитными созданиями так нельзя, что непременно спасти всех надобно, всех их голодных, избитых, развращенных, разуверенных и убогих. Говорила, что, если не смогу по закону поступить, утворю беззаконие, но всех чудовищ местных накажу. Семену? Ах, если бы мой львиногривый Крестовский действительно мог ко мне явиться! Но не сновидец он у нас ни разу. Так что говорила я сама с собою, оформляя в мыслях преступные, в сущности, решения. Забавно, но воображаемый Семен Аристархович со мною соглашался. «Гелюшка, — шептал он, — в человеческом мире понятия закона и справедливости совпадают не всегда. Мы стражи закона и по нему действовать обязаны. Но ежели справедливость вопиет…» Как-то так. И обнимал нежно, отчего косточки мои плавились в янтарным жаре.
Воспоминания о последнем отдались истомою в теле, пришлось даже поерзать, чтоб в себя прийти.
Широко раскатанный пригородный тракт был запружен нарядными санями и не менее нарядными прохожими. Лошадиные загоны, возведенные на берегу Крыжи, манили дельцов, как продавцов, так и покупателей. А ледяной каток на речке — прочую публику. Неподалеку от конного рынка образовался небольшой сопутственный со всяческой упряжью, кожевенными изделиями, кузнечными услугами, подковами и сеном. Еще дальше пестрели разноцветно шатры неклюдов. Потому что где много лошадей, там много неклюдов, примета верная берендийская.
— Только на ярмарку в город их допускают, — сообщил Федор. — Начнется теперича: «Позолоти ручку, яхонтовый, всю правду скажу, что было, что будет, на чем сердце успокоится».
Оставив сани у привязи, мы заплатили какому-то смуглому пацаненку гривенник, чтоб за ними присмотрел. Тот покосился уважительно на Федоровы приказные петлички, но монетку взял.
— Значит, так, — сгребла я за вороты своих малолетних помощников. — Никаких театров чтоб мне устраивать не смели. По ярмарке гуляете чинно, внимания к себе не привлекая. Мы с Федором будет за вами в отдалении следовать. Нашли нужного неклюда, Мишка его для меня пометил, вы, не задерживаясь, в город пешочком. Все понятно?
— Понятно, — кивнул Мишка. — На Архиерейскую или в приказе тебя ждать?
— Неча меня ждать, тем более в присутствии. Оба домой ступайте. Покорми там Костика, хозяина доброго изобрази. И вот еще… — Я достала из муфты ассигнацию. — Одежду нормальную купи, не могу уже на тебя в дамских нарядах любоваться.
Мальчишки дружно уставились на радужную бумажку.
— Бобровый воротник себе справишь, — сказал Костыль с притворной завистью, — и тросточку. На паперти ребятам расскажу…
— На паперть возвращаться не смей! — перебила я резко. — Лохмотья твои чтоб к моему приходу уже в печи догорали, а ты меня в новом и чистом ждал.
— Приют сиротский как же?
— Никак.
— Геля, — протянул Мишка жалобно, — второго беглеца Чикова тебе не спустит.
— И чего сделает? В приказ жаловаться прибежит? Пусть попробует.
— Фартовых натравит.
— Вы запритесь изнутри, — решила я, — с фартовыми мы тоже разберемся со временем. Все, сыскарики, работаем. Сопли подобрали и вперед, на задание.
Мальчишки неторопливо побрели прочь, Мишка вытирал лицо рукавом хозяйской шубки.
— Она у тебя кто? — спросил его Костыль приглушенно.
— Не у меня, паря, теперь у нас.
— Вашбродь, — сипло пробормотал Федор, — чего прикажете?
Я вздохнула, азарт уже вибрировал в позвоночнике.
— Разделяемся! Я слежу за пацанами, ты за мной. Все время на меня не смотри и, избави боже, не заговаривай. Когда объект к укромному месту направится… Не перебивай! Какое решу, то и укромное. Знак тебе подам, рукою вот так, — я показала, — помашу. Тогда беги со всех ног на выручку.
Отставной гренадир кивнул. Я нашла глазами яркий Мишкин платок и двинулась в том направлении, один раз только обернулась, чтоб убедиться, что Федор положенной для слежки дистанции придерживается.
Мальчишки гуляли: поглазели на ручную обезьянку шарманщика, купили у разносчика леденцовых петушков на палочке (я и себе один взяла для интересу), прошли сквозь кожевенный ряд, поотирались у дощатых загонов.
Неклюдов вокруг было преизрядно, и баб неклюдских, и детишек их вороватых. Мне уже не единожды приходилось чумазые ручонки у кармана отбивать. Бабы приставали с гаданиями. Одна молодуха с кудрями до середины спины, повязанными алым шелковым платком, наскочила из-за лавчонки, крикнула звонко:
— А вот тебе, красавица!..
— Прочь, — велела я.