Кухня была просторной, предполагалось, что здесь ежедневно готовится на пятьдесят человек, но посуды столько даже не было. Десяток жестяных кружек, ведерный котел на плите и стопка щербатых тарелок.
— Живем! — воскликнула Танька, встряхивая мешочком. — Заварка.
Я посмотрела на распахнутые дверцы пустых шкафов. Девочки хлопотали, разводили огонь, наливали в котел воду, замурзанная малышка собирала в кружку рассыпанную на полу крупу.
Кухарку я выпорю самолично. Надо немедленно закупить продуктов, человека приставить к готовке. Ах, неплохо бы еще Мишкину арестовать. Но это даже неважным сейчас мне показалось. Скажу Грегори, чтоб кого-нибудь из приказа сюда отрядил.
Поднявшись по ступенькам, я очутилась в сенях с водяным бочонком в углу, толкнула дверь и вышла на хозяйственный двор. Аршинах в десяти от крыльца у коновязи Григорий Ильич беседовал с неким нарядным господинчиком в блестящих штанах, клетчатом пальто и сапогах гармошкой. Чуть позади пристава под стеночкой прислушивался к разговору Костик. Мальчишка тоже приоделся, и если бы не костыли, я бы с первого взгляда его не признала даже.
— Евангелина Романовна, — заметил меня Волков, — я как раз пытаюсь объяснить господину Обуху, что сироты этого заведения нынче в распоряжение его не поступят.
Обух сплюнул мне под ноги.
— Баба?
— И вам доброго денечка. — Я нащупала в кармане рукоять револьвера. Уголком глаза я заметила, что Грегори напрягся, как обычно бывает у кулачных бойцов. — Так что кому непонятно?
— Баба!
Вот ведь заладил.
— Ну что ты, мил-человек, баб, что ли, не видал? И потому не уверен? Так баба, точно баба, Христом-Богом…
Это я зря, в правой руке у меня револьвер, им креститься неудобно. Этот-то фартовый хлипкий, его на раз-два уделать можно, а вот те, которые за калиткой отираются, противники посерьезнее. Их четверо, а может, больше, мне только четверых с этого места видно.
— Глумишься? — Собеседник продемонстрировал в оскале золотую богатую фиксу. — Над Обухом посмела…
— Мадам Мими, — перебила я, — Манька которая из «Храма наслаждений»…
— Чего?
— Она Чикову прирезала, от нее все твои беды. Сам рассуди, не пришей она директрису, все бы своим чередом шло. А теперь, вишь, допросы, розыски, следственные мероприятия. — Меня несло, натурально вдохновение захлестывало. — Хотели бы на тормозах спустить, не получится. До самых верхов дело дошло.
— И чего?
— Того! — напирала я, почти вжав мужика между кольями ограды. — Манька чиновную даму зарезала, и, пока мы ее не арестуем, не будет никому из вас малолетних помощников.
— И когда вы ее повяжете? — трепыхнулся собеседник, даже пихнул, то есть попытался, я успела уклониться.
Горестно вздохнув, я призналась:
— Ох, мил-человек, не скоро. Ярмарка же нынче, многолюдье, а в приказе служивых, сам знаешь, негусто.
— Работнички! — Фикса победно блеснула. — Да мы бы эту Маньку в два счета…
— Неужели? — Изобразив недоверие, я отодвинулась на приличное расстояние. — Ну да хвастать — не мешки ворочать.
— К вечеру!
— Ну-ну…
— Не веришь? Обуху не веришь?
— Изловишь мне мадаму, — присела я в шутейном реверансе, — поверю и благодарность в приказе выпишу.
— Ваших полканских приказов недоставало!
— Была бы честь предложена. — Обернувшись, я встретила восхищенный взгляд Грини. — Засим, сударь мой драгоценный, мы с тобою прощаемся. Окончен разговор.
— Как окончен? — Обух придержал меня за рукав. — А как же уговор? У нас с этою богадельней уговор был.
— Не с богадельней, а лично с директрисой. Обожди с полгодика, нового человека на ее место назначат, сызнова уговоришься.
— Полгода? Слышь, как тебя…
— Ваше высокоблагородие.
— С тобою, может… того?
Развернувшись на каблуках, я смерила нахала взглядом, от сапожек его щегольских до рожи противной.
— Мою цену, Обух, ты знаешь.
— Будет тебе мадама!
— Перфектно.
Он сплюнул картинно в снег, щелкнул ногтем по узкой тулье котелка и вразвалочку вышел за калитку. Подождав, пока группа мужиков скроется с глаз, я грузно осела на руки Григория Ильича.
— Геля!
— Думала, сомлею, такое напряжение, аж екало все в подбрюшье.
Костик отлип от стены, прихромал поближе.
— Вы, вашбродь, нами с фартовыми за услуги рассчитаетесь?
— Евангелина Романовна, — ответил ему Волков, — только что выиграла нам время. Мой бог, это было великолепно.
Покраснев от похвалы, я сказала Костику:
— Ни в жизнь вы больше на злодеев работать не будете, даже если мне придется до старости в этом Крыжовене с револьвером на изготовку приют ваш сторожить.
— Давай-ка, сыскарка, — обнял меня за плечи Гриня, — ресторацию ближайшую посетим, ты отобедаешь…
— Геля! — позвали с крыльца.
Я обернулась, Мишка, узрев неприличную мою с Волковым позицию, многозначительно подмигнул.
— Там это…
— Из булочной уже вернулся? — Несколько придя в себя, от объятий я отстранилась. — Быстро-то как.
— Не ходил даже. Там это… — Мишка посмотрел на Грегори. — Мадам Фараония встречи с приставом требует.