Незваный гость. Поединок

— Назовите ваших детей.

— Надька, Люська... и Василек.

— Они бывают на молениях?

— Бывают.

— Сами приходят или вы их приводите?

— Привожу.

— Зачем?

— Молиться.

— Они тоже на иноязыках говорят?

— Надька, умница, говорит.

— Сколько лет Наде?

— Двенадцать.

— Шомрин доволен, что они ходят?

— Привечает их. Когда конфетку, когда пряник даст.

— А как относится отец к тому, что дети молятся?

— Будто в суд на меня подал.

— Правильно сделал, — говорю я.

— Не суд земной, а суд божий нас рассудит, — замечает Бржесская.

— Вы Иосифа Шомрина знаете? — продолжаю допрос.

— Знаю. Сборщик утиля.

— Он же пресвитер в секте?

Бржесская опускает глаза.

— У нас все равны.

— Но Шомрин пресвитер. Так?

— Спросите у него. Пусть каждый отвечает за себя.

Я никогда так не уставал. Мне казалось, что я допрашиваю неделю, а не полдня.

Бржесская поставила под своими показаниями крест и ушла, прямая, плоская, на тонких, как ходули, ногах.

Другие свидетели были вызваны на вторую половину дня. Я поспешно собрал бумаги, закрыл в сейф и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и успокоиться. Вот когда я почувствовал, что такое фанатизм сектантов.

Нужно менять тактику

После допроса Вороновой и Бржесской я был в отчаянии. Мне уже казалось, что я не справлюсь с делом, что нужно, пока не поздно, позвонить Леонову и сказать об этом.

Вечером, услышав о моих сомнениях, эксперт-криминалист Хадин, приехавший в Белогорск следом за мною, сказал:

— Не отчаивайтесь, Николай Алексеевич. Неудачи на первых порах расследования — обычное дело. Подумайте-ка о том, как поскорее пустить в ход вещественные доказательства. Вот мой совет: нужно провести у Шомрина тщательный обыск. И дело пойдет.

Признаться, я уже думал об этом, но мне хотелось побольше получить улик против Шомрина. Чтобы не сделать ошибку, я решил посоветоваться с районным прокурором Снежковым, с которым познакомился у начальника милиции. Снежков выслушал меня внимательно, пробежал глазами протоколы допроса свидетелей.

— Шомрин будет довлеть над свидетелями сектантами. Это ясно, — сказал он, прищуриваясь. — У вас достаточно оснований для избрания меры пресечения. Статья 227-я налицо. Шомрин — пресвитер изуверской секты. Допросите его.

Я принял этот совет и попросил прокурора присутствовать на допросе Шомрина. И вот Шомрин сидит перед нами, положив тяжелые руки на колени, глядит уверенно, спокойно, только подергивает пальцами серую бороду.

— Ваш паспорт? — прошу я.

Шомрин поднимает голову, моргает и, не торопясь, достает из бокового кармана паспорт, помятый, с загнутыми краями.

— Ваша фамилия?

Шомрин хмурится.

— Там же написано! — говорит он, повышая голос.

— Вам нужно отвечать на вопросы следователя, — предупреждает его прокурор. — Ваша фамилия?

Шомрин обдумывает каждое слово, словно вспоминает.

— Вы не изменяли фамилию? — спросил прокурор.

— Нет...

Мне показалось, что Шомрин вздрогнул. Он закатил глаза и помолился:

— Господи, укрепи мои силы и веру в тебя.

Пришлось разъяснить Шомрину, что кабинет следователя — неподходящее место для моления.

— Вы верующий? — спросил прокурор.

— Христианин веры евангельской.

— Пятидесятник?

— Называют и так.

— Какое положение вы занимаете в секте? — продолжал наступать прокурор. — Вы пресвитер?

Помолчав, Шомрин сказал:

— Мы все равны перед богом.

— А много вас?

— Не считал.

— Ну, пять, десять, сто?

— Не числом мы сильны, а крепостью веры, — увернулся Шомрин от ответа.

— Однако вербуете в свою секту и старых и малых, — сказал прокурор. — Кто же является в секте пресвитером: вы или кто другой?

— Я равный со всеми...

Пришлось достать из портфеля и показать Шомрину его заявление уполномоченному по культам с просьбой зарегистрировать сектантскую общину. Там стояла подпись: пресвитер Шомрин.

— Это ваша подпись? — спросил прокурор.

— Нет, не моя, — не глядя, ответил Шомрин.

— Вы отказываетесь от своей подписи? — Наглый тон Шомрина меня возмутил. — В таком случае мы сделаем экспертизу. Почему вы отрицаете тот факт, что являетесь пресвитером?

— Среди братьев и сестер я равный...

— Шомрин, — остановил его прокурор, — если вы на какой-либо вопрос не желаете отвечать, то можете сказать об этом, и мы не будем терять времени. — Вы пресвитер?

Шомрин молчал.

— Еще раз: вы пресвитер или нет?

— На этот вопрос я не желаю отвечать, — сказал, наконец, Шомрин.

— Вот это другое дело. — Прокурор вздохнул. — Мы так и запишем. Еще вопрос: что вам известно о том случае, когда сектанты намеревались принести в жертву Симу Воронову?

— Ничего не известно, — ответил Шомрин, глядя себе на ноги. — В тот день я находился на работе: ездил по городу и собирал утиль. Можете опросить жителей.

— Хорошо. У вас в доме брат Иван проводил крещение святым духом?

Шомрин протяжно вздохнул.

— Про это статья написана. А я никакого брата Ивана не знаю.

— Пойдем дальше. — Прокурор будто торопился. — Сарру Бржесскую знаете? Ту, которая на моления детей водит?

— Знаю Бржесскую. Водит ли она детей на моления и куда, вы спросите ее... Пусть каждый отвечает за себя.

— Мы уже спросили, — говорю я и зачитываю ему показания Бржесской.