Колесница рухнула из ниоткуда. Крюки метнулись к Иоланте с ужасающей быстротой. Она с воплем швырнула в них столб воды — ледяной воды из ближайшего колодца, замораживая, не давая сомкнуться вокруг себя.
— Просто вытащи нас отсюда!
Витые и узкие как ленты переулки и низкие дома остались позади. Дороги стали шире и прямее, появилось газовое освещение; на фасадах зданий по обеим сторонам повырастали балкончики и изящные резные окошки, не посрамившие бы и главный парижский бульвар.
Кажется, Кашкари хорошо знал окрестности. С соседней улицы доносились голоса и шум, но там, где летели они, прохожих почти не было. Местные жители либо благовоспитанно ужинали дома, либо отправились на более оживленные бульвары в поисках вечерних утех.
— Видишь то здание? Это оперный театр. Сезон пока не начался, так что там, скорее всего, пусто. Открой все окна и двери, как ты делала раньше. У тебя есть что-нибудь хоть как-то похожее на нас, чтобы сыграть наших двойников?
Мысли дико проносились в голове.
— Есть палатка. Она может принимать разные формы.
— Приготовь ее.
Иоланта вытащила из сумки палатку — ту самую, что служила им с Титом убежищем в пустыне. Они влетели через черный ход и остановились так резко, что Иола чуть не свалилась с ковра. Кашкари спрыгнул на пол и жестом предложил и ей спуститься.
Встряхнув, она расправила палатку и наспех придала ей форму двух тонких соприкасающихся валиков. Затем закрепила палатку на ковре, и Кашкари заклинанием заставил его лететь к двери, распахнутой в другом конце длинного коридора.
— Пошли.
Он затащил Иоланту под сцену — в настоящий лабиринт коридоров. Они сворачивали и сворачивали, казалось, двигаясь кругами, но наконец Кашкари толкнул дверь в темный и тесный чулан, вызвал магический свет и… выругался.
— Я его не вижу.
— Мы хоть туда пришли?
— Да. Перед моим отъездом в Англию на осенний семестр он был здесь. Он всегда здесь.
— Кто «он»?
— Двухдверный шкаф. Огромный, весь в завитушках. Такой не пропустишь.
Перед ними громоздились полки, стеллажи и сундуки, но шкафов, гардеробов, буфетов, огромных или каких-либо других, не наблюдалось.
Иоланта схватила Кашкари за руку:
— Слышишь?
В подвале был кто-то еще. Они провозились слишком долго. Атлантида раскусила их уловку.
Иола попыталась справиться с паникой:
— Подожди-ка! Ты сказал, что театральный сезон пока не начался… А когда он начинается?
Мгновение Кашкари просто смотрел на нее выпученными глазами.
— Сюда!
Они рванули в зрительный зал. Близилось открытие театрального сезона, а значит, репетиции уже точно шли. Ни один из них никогда не участвовал в итонских постановках, но Сазерленд пробовал и иногда рассказывал о своем опыте. Последние репетиции всегда проходили с установленными декорациями, чтобы актеры знали, где находится реквизит и как двигаться по авансцене.
Сейчас на сцене стояла лишь кровать под аляповатой шелково-бархатной драпировкой.
Иоланта и Кашкари озадаченно переглянулись.
И тут Кашкари, тихонько застонав, бросился на сцену. Он стянул красно-золотистые покрывала и откинул прочь сразу несколько слоев набивки. Теперь стало видно, что роль кровати посчастливилось исполнять огромному шкафу, лежащему вниз дверцами. Заклинанием левитации Иоланта подняла его и поставила на ножки. Они залезли внутрь и закрыли двери.
— Из огня выбрались, — сказала она.
Кашкари вздохнул:
— Как бы в полымя не угодить.
Глава 7
— Повторите, — потребовал Тит.
— Леди Калиста и генерал Рейнстоун — единокровные сестры.
Одна — любовница регента, в руках которой сосредоточена реальная власть, вторая — призвана защищать государство от угроз извне. А Тит, правитель Державы, об этом ни сном ни духом…
— Кто еще в курсе?
— Не знаю, сир. Но и меня никто не посвящал в сию тайну, просто я подслушал их ссору. Генерал распекала леди Калисту за то, что та не имеет ни малейшего представления о преданности, раз не понимает, почему Рейнстоун впала в такое безумное смятение, будучи отстраненной от службы у ее высочества. «Ты ценишь лишь тех, кто может принести пользу, — сказала она леди Калисте, а затем добавила: — Лучше бы я никогда не узнала, что мы сестры».
Принцесса Ариадна, покойная мать Тита, освободила генерала Рейнстоун от должности, поймав за чтением своего личного дневника, в котором записывала все свои пророческие видения. Ни Тит, ни его мать не смогли понять мотивов подобного проступка. Но теперь становилось ясно, что двигало генералом — собственная сестра, жаждущая знать, есть ли в дневнике предсказания о ее дочери.
— Ни той, ни другой я ни разу не заикнулся об услышанном, — продолжил Хейвуд. — Но точно уверен, что с тех пор они не общались — тот казус с ее высочеством, вероятно, стал последней каплей для и без того хрупких отношений.
Тит попытался вспомнить, видел ли хоть раз генерала Рейнстоун и леди Калисту в одном и том же месте одновременно. Да, на приеме в Цитадели, том самом, который испортила Амара. Но сестер разделяла толпа, а генерал славилась своим нежеланием участвовать в торжественных мероприятиях.