Нф-100: Уровни абсурда (СИ)

- Мои дедушка с бабушкой лежат здесь, в Киеве. В Бабьем Яру... Мой отец прошел всю войну, будучи простым солдатом. Трижды был ранен... Неужели ты думаешь, что Бабий Яр может повториться? Я так не считаю. А знаешь, почему? Потому что как только на твоей заднице будет сверкать пятьдесят звезд, места для пятьдесят первой уже не останется. И эта пятьдесят первая звезда прилетит тебе в голову. Но ты ее не увидишь и я тебе уже ничем не смогу помочь. Это касается и всех твоих соратников. Если этот звездопад не устроит Господь (может, в силу своей занятости), то его организует Россия. Можешь считать меня пророком. Я на это нисколечко не обижусь...

Врач вышел и громко хлопнул за собой дверью. Медсестра, стоявшая в изголовье у Москалюка, тоненько хихикнула. Петро, находясь в состоянии бессильной и потому обидной ярости, рявкнул:

- Ну, чего ржешь, как кобыла?! Вези меня в палату! У-у-у, дура крашеная...

* * *

Всю дорогу Петро размышлял о том, почему хирург распорядился положить его именно в палату номер шесть. Сочетание палаты с цифрой навеяло на него какое-то смутное чувство тревоги, связанное с детскими воспоминаниями. Москалюк не знал, как появилось на свет это выражение, но неоднократно пользовался им с самых малых лет. Послать кого-либо в "палату номер шесть" означало, что этот кто-либо - чистой воды псих, и никакое лечение ему уже не поможет. Или можно было охарактеризовать какое-нибудь общественное явление типа школьного педсовета, используя это же выражение. То есть подразумевалось, что педсовет - сборище полоумных придурков, огражденное стенами сумасшедшего дома.

И чем дольше катился по коридорам передвижной стол на колесиках, толкаемый руками смешливой медсестры, тем мрачнее становился Петро. А когда стол, наконец, заехал в какой-то странный тупик, Москалюк понял, что ничуть не ошибся в своих подозрениях. Медсестра остановила каталку возле одной из стен и, хихикнув, спросила у кого-то:

- Массаж закончился?

- Нет пока, - ответил ей безликий мужской голос.

- Давно длится сеанс? - продолжила спрашивать медсестра.

- Не меньше часа, - сообщил ей другой, более жизнерадостный мужчина. - Я думаю, что осталось всего несколько минут... А что, этот тоже блатной?

- Хуже, - сказала медсестра и, опять хихикнув, добавила, - герой Евромайдана.

- Да-а-а? - насмешливо протянули хором безликий и жизнерадостный голоса.

Петро, догадавшись, что разговор идет о нем, решил посмотреть, кто же там дакает. Во время движения каталки он лежал на правом боку, и теперь нос его оказался уткнутым в стенку. Повернуться на левый бок он не мог, поэтому просто лег на живот и приподнял голову. Картина, увиденная им, показалась достаточно интересной.

В тупике имелась всего одна дверь, причем - без таблички. Слева от нее стояли два удобных кресла с журнальным столиком между ними. На столике вверх бортиками лежала раскрытая шахматная доска с расставленными в ней шашками. По всей видимости, игра в нарды была в самом разгаре. В креслах основательно расположились двое мужчин.

Первый их них - широкоплечий бритоголовый увалень с откровенно бандитской рожей - флегматично гонял во рту жвачку и с безразличием пялился глазами в Москалюка. Второй был самым обычным милиционером, одетым в форменную одежду, с сержантскими лычками на погонах. Рот его растянулся до ушей в ехидной улыбке, а взгляд, полный откровенного интереса, упирался в каталку, на которой располагался Петро. Встретившись глазами с Москалюком, милиционер встал и сказал:

- Привет!

Петро ничего на это не ответил.

Милиционер сообщил:

- Раз тебя определили сюда, то я должен устроить досмотр, потому что для этой палаты введен спецрежим.

И он твердым шагом направился в сторону каталки.

Петро сиплым от негодования голосом воскликнул:

- Какой досмотр, если я голый?! Только я и простыня! Это произвол!

- Ну что ты кричишь? - милиционер подошел к каталке и начал стягивать с Москалюка простынь. - Если нет у тебя ничего постороннего, то зачем тогда беспокоиться? Я проверю - и все. Работа такая, понимаешь? Ба!

По последнему возгласу милиционера Петро понял, что американское знамя благополучно бросилось в глаза сотруднику правоохранительных органов. И он нисколечко не ошибся.

- Толян, бандитская твоя морда! - заорал милиционер. - Иди скорей сюда, посмотри, что я нашел!

Петро судорожно попытался перевернуться, но рука милиционера жестко надавила ему на спину.

- Не дергаться, больной! - строго приказал мент. - Тебе это вредно.

- Ого! - изумленно воскликнул подошедший Толян, флегма которого тут же куда-то улетучилась.

- Хи-хи! - поддержала мужчин медсестра.

Ее возгласа оказалось достаточно для того, чтобы вся троица зашлась смехом. Милиционер хохотал, найдя опору в согнутом состоянии тела, схватившись руками за живот. Толян ржал, запрокинув назад голову, а медсестра, тоненько хихикая, сползала вниз по стенке, за которую пыталась сначала удержаться. Не смеялся лишь Петро, мозг которого готов был взорваться от злости.

Он приподнял голову над каталкой и громко крикнул: