НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 24

— Да, да, — сказал Роман. — Не твое дело… Ступай погляди, как на стенах. Может, твой меч там пригодится?

— Не пойду, — сказал шут.

— Не убегу я, не бойся.

— Я другого боюсь, — сказал шут.

— Чего же? Говори.

— Измены боюсь.

— Дурак, и умрешь по-дурацки, — сказал Роман, берясь за рукоять ножа.

— Все-таки убьешь меня? — Шут был удивлен.

— Когда раб неверен, — сказал Роман, — его убивают.

— Не смейте! — вскричала Анна. — Как вам не стыдно.

— Стыд? — Шут начал карабкаться по лестнице.

— Ты куда? — спросил Роман.

— Посмотрю, что снаружи, — сказал шут. — Погляжу, держат ли ворота…

Он исчез, и Роман обернулся к Кину, но передумал, посмотрел на отрока.

— Иди за ним, — сказал он. — Пригляди…

— Чего? — не понял отрок.

— Чтобы он ни к кому из княжьих людей не подошел. К князю чтоб не подошел… а впрочем, оставайся. Он не успеет.

Роман был деловит, сух ни холоден. Он кинул взгляд на песочные часы. Потом обвел глазами тех, кто оставался в подвале.

— Княжна Магда, — сказал он. — Душа моя, поднимись наверх. Иди в задние покои. И не выходи оттуда. Ни под каким видом. А ты, — сказал он Кину, — смотри, чтобы не вышла.

— Роман, — сказала Анна. — Мой человек останется с тобой. Я ему верю больше, чем другим людям.

— Будь по-твоему, — Роман улыбнулся, удивительна была эта добрая, счастливая улыбка. — Спасибо. С тобой пойдет Глузд.

— Иди, — сказал Кин. — Боярин прав. Иди, княжна, туда, где безопасно. Больше тебе здесь, делать нечего.

Анна поднялась по лестнице первой. Сзади топал отрок. Отрок устал, лицо его осунулось, он был напуган. Звон и крики неслись над городом, и когда голова Анны поднялась над полом, шум оглушил, ворвавшись в высокие окна верхней горницы… И еще Анна успела увидеть, как метнулся к выходу шут, — оказывается, он никуда не уходил. Он подслушивал. Может, это и к лучшему. Может, ей в самом деле пора дотронуться до присоски под ухом…

Она направилась к задним покоям. Отрок обогнал ее, отворил перед нею дверь; входя, Анна кинула взгляд назад: шут стоял за притолкой, смутно вырисовывался там, словно куча тряпья. Ах, не надо было оборачиваться, потому что отрок проследил за ее взглядом и заметил движение возле двери.

Наверное, он просто испугался. Наверное, не догадался, что там Акиплеша. Неожиданно, л молча, как волк, настигающий жертву, отрок кинулся в угол, выставив нож перед собой, был он слеп и неудержим. Анна лишь успела беззвучно ахнуть…

Шут мягко отпрыгнул в сторону, отрок ударился о стену и упал, заняв место шута у стены, такой же кучей тряпья. Горбун вытер тонкое лезвие стилета, проговорил, словно извиняясь:

— Он мне не чета… я у сарацинов научился.

— Я не могу больше, — сказала Анна. — Я больше не могу…

— Жестокое время, — сказал шут. — Наверно, не было еще такого жестокого века, и я ^жесток… Но я не подл. Понимаешь, я не подл! Я защищаюсь, но не предаю…

Шут подошел к открытому люку и остановился так, что изнутри его было трудно увидеть.

— Будет ли лучшее время? — спросил он сам у себя, глядя вниз. — Будет ли доброе время или всадники смерти уже скачут по нашей земле?

— Будет, — сказала Анна. — Обязательно должно быть.

Шут молчал. Анна почувствовала, как напряглись его плечи и короткая шея. Она сделала шаг вперед, заглянула вниз в подвал. Роман приник к потайной двери, прислушиваясь. Кин сзади.

— Отойди, — отмахнулся от него Роман.

Кин послушно отступил на несколько шагов.

В дверь ударили два раза. Потом еще три раза.

— Я так и знал! — прошептал шут. — Я знал… Надо было бежать к князю!

Роман отодвинул засов, и тяжелая дверь отворилась.

В проходе стоял рыцарь Фридрих. Кольчуга прикрыта серым плащом, меч обнажен.

Роман отошел в сторону.

Рыцарь Фридрих спросил:

— Все в порядке?

— Да, — сказал Роман. — Скорее. Как там у ворот?

— Скоро падут, — сказал Фридрих. — Скоро.

Он шагнул обратно в темный проход и крикнул что-то по-немецки.

Вдруг шут взвизгнул, как раненое животное, и прыгнул вниз, минуя лестницу, с двухметровой высоты, и следующим прыжком он был уже у двери, стараясь дотянуться до засова.

Роман первым сообразил, в чем дело, и схватился за рукоять ножа, и Анне показалось, что он неестественно медленно вытаскивает нож, — и шут так же плавно, как в замедленной съемке, оборачивается, так и не успев закрыть дверь, и в руке у него блестит стилет…

— Кин! — отчаянно крикнула Анна. — Не тот!

Кин обернулся к ней. Глаза кочевника сошлись в щелочки. Голос его был тих, но страшен, и не подчиниться нельзя:

— Уходи немедленно.

Анна сделала шаг по лестнице. Главное сейчас было — объяснить Кину…

— Нажми присоску! Погубишь все!

И Анна, почти не понимая, что делает, но не в силах ослушаться, поднесла палец к шее…

И в этот момент ее охватила дурнота, и все провалилось, все исчезло, бесконечная бездна времени приняла ее и понесла через темноту, сквозь нелепые и непонятные видения: лавина конских морд и копыт неслась на нее сквозь огонь, рвущийся из башен деревянного города, засвистел ветер, донеслись обрывки музыки…

Анна стояла в маленькой холодной комнате теткиного дома. Она держалась за голову, жмурясь от света, и Жюль, склонившийся над пультом, кричал ей, не оборачиваясь: