НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30

Сначала я подумал, что проскочил второй поворот. Вернулся к сухой сосне… Опять то же самое! Миновав орешник, тропа исчезла вместе со следами. Ну ладно. Тропу весной могло смыть. Я двинулся напрямик через осинник и вышел к оврагу, но не к бочагу, а много левее. Странное дело… Я пошел вправо, держась над оврагом, и потерял его. Я даже взвыл — запутался, как последний городской пижон! А плутать-то негде, овраг все время был справа от меня. Естественно, я взял еще направо, чтобы вернуться к обрыву, и очутился знаете где? На том же месте, откуда начинал, — у поворота тропы. Совсем разозлившись, я продрался через кусты вниз по склону и пошел вдоль ручья, еле выдирая ноги из грязи. И через двадцать метров уперся в откос. Овраг, который должен был тянуться еще на километр, внезапно кончился. Чертыхаясь, едва не плача, я выбрался наверх и очутился опять у второго поворота тропы! Поодаль, в кусте боярышника, сидел заяц — столбиком — и делал вид, что мои мучения его абсолютно не интересуют…

Я проголодался и устал. Из ботинок текла грязь. Футляр с бластером был весь заляпан. Я никак не мог взять в толк, что происходит, пока мне не пришла в голову одна мысль. Под крышкой футляра была подмотана бумага, а в кармане у меня была Степкина авторучка. Я достал то и другое и нарисовал план местности, как я помнил ее, до всех этих оползней.

Маршрут I — я пошел с тропы прямо и должен был выйти к бочагу, а оказался далеко справа. Маршрут II — от того же места я взял левей и оказался теперь далеко, слева от бочага. Маршрут III — я шел низом, по ручью, натолкнулся на откос и, оказывается, описал петлю снова влево, хотя воображал, что лезу прямо, никуда не сворачивая. Понимаете? Большого куска оврага вместе с песчаным бочагом, зарослями малинника, чертовыми пальцами на дне ручья, таволгой, птичьими гнездами, отличным лыжным спуском не существовало. Часть оврага сгинула, и ничего не оставалось взамен. Как бы вам объяснить? Если вы возьмете простыню и в середине ножницами вырежете дырку, то куска материи не будет. Но останется дырка. Если бы овраг рухнул в одном месте, то оставалось бы что-то вроде дыры. А тут получалось, будто вокруг вырезанного места продернули нитку и затянули ее, так что совсем ничего не оставалось — ни вырезанной материи, ни дырки. Ошалеть можно! Мне казалось, что надо попробовать еще раз, и еще, и еще. Я весь изодрался о кусты и лез к несуществующему бочагу, как черепаха на стену ящика, в который ее посадили. А толстый заяц мелькал то здесь, то там и нагло усаживался поодаль, когда у меня опускались руки.

Потом он показал мне конфету или принес — я так и не знаю до сих пор. Он перепрыгнул дорогу, вскинул мордой — одно ухо торчком — и исчез, а в метре от конца тропы, под листом подорожника, блеснула на солнце конфетная бумажка. Та самая конфета, с розовым котом в сапогах-недомерках.

Я поднял кота. В нем было что-то завернуто — не конфета, другой формы… «Слизняк!» Говорящая зеленая штуковина!

Разворачивая ее и рассматривая, я машинально брел вперед. И, подняв глаза, увидел, что стою на пропавшем куске тропы, за вторым поворотом. Подо мною был спуск, истыканный каблуками, слева светился ободранный ствол сухого дерева, за которое все хватаются при подъеме, а внизу, на песке бочага, виднелась свежая тропинка…

Стоп, где же футляр с бластером? Я положил его на землю, когда поднимал «слизняк».

Оглянувшись, я увидел, что сзади нет орешника, из которого я выбрался сию секунду. Что тропа выходит из багульника, и он тянется кругом и за оврагом тоже. Что в двух шагах позади нет следов и, конечно, нет чехла с бластером. Я попал внутрь «дыры». Ее края сомкнулись, будто невидимая рука аккуратно и неслышно затянула нитку за моей спиной.

ЗОНА КОРАБЛЯ

Конечно, я мог попытаться удрать. И, честно говоря, мне хотелось удрать больше всего на свете. И еще — поесть, ведь бутерброды Анны Егоровны я бросил около шоссе. Почему же я остался? Потому что вход был закрыт, Я не желал бегать внутри «дыры» кругами, как оса, закрытая в банке от варенья. О том, что говорящая штука служит пропуском и на вход и на выход, я просто не подумал, и вообще — не мог же я бросить Сурена Давидовича!

Вот следы его ботинок. Он молодецки сбежал с обрыва. Спрыгнул на песок. Я, как сонный, брел, оскальзываясь каблуками. Выйдя на середину сухого русла, увидел за молодой листвой зеленый купол, похожий по цвету на бластер. Следы вели к нему. На мокром, темно-рыжем песке их можно было читать, как на бумаге. Частые следы «танкеток» Сурена Давидовича, и рядом размашистый след узких, гладких подошв. Потом еще какие-то следы, очень большие и тупоносые.

Я опустился на палый ствол ивы. По моему колену суетливо пробежал рыжий паучок. Свои глаза он нес отдельно, в целом миллиметре впереди головы. Почему-то рядом со мной по откосу ходил круглый солнечный блик — передвигался в листьях орешника над головой и опять возвращался к ногам. Я посмотрел вверх. Там не было солнца — странный зеленый туман с желтыми разводами.