НГ (Не Говори)

Вскоре волнения, царившие в мире, настигли и мою семью. Я стал заботиться о сохранности своих капиталов, что отчасти у меня успешно получалось. Когда можно было оставить лишь по две тысячи золотых, я усмехнулся, сказав, что и того не имею. Все было готово, чтобы улизнуть из Польши мне с женой и детьми, но компаньон предал наш план, скрывшись в Штатах без возможности в тот момент быть найденным.

Мы были вынуждены быть помещенными в гетто. Но сдаваться я не собирался. Я задался целью спасти свою семью и, отыскав предателя, вернуть все, что по праву было моим.

Я с ужасом смотрел на мучения моих родных, вынужденных терпеть лишения, не виданные ими доселе. Ярость и гнев у меня вызывали попытки Беулы поделиться со стариками куском хлеба, которого ни ей самой ни детям и так не хватало. Раскрыв ей свой план побега, я увидел ее удивленное лицо, когда она услышала, что спасение грозит только нам с ней и сыну с дочерью, что мои родители останутся там. Она отказалась покидать Варшаву без них. Я уверил, что сделаю все возможное, чтобы мы все могли спастись.

План удался только к концу сорок второго, когда большая часть «местного населения» канула в лету. Мой давний знакомый Амит сотворил невозможное за крупную мзду, обещанную ему мной после восстановления капиталов возвратом украденного. Ночная Варшава, оккупированная фашистами, внушала неподдельный ужас. Амит, имевший связи и с той и с другой стороны, смог вывести нас из гетто, подкупив пару фрицев, занесших нас в список мертвых. Беула удивленно смотрела на меня, когда поняла, что родителей рядом нет. Я опередил ее вопрос, сказав, что места хватит только на нас четверых, и, если она готова подвергнуть жизнь детей опасности ради стариков, которые и так скоро завершат свой век, то может оставаться с ними, ожидать смерти. Она сдалась, но, знаю, винила себя всю оставшуюся жизнь за подобную слабость...

Вернув все украденное с лихвой, я расплатился с Амитом и вернулся к прежней роскоши, купив неплохой дом в Штатах.

Спустя полгода, Беула все еще лелеяла надежды на спасение моих отца с матерью, которых любила как родных за неимением собственных. Получив мой отказ в ее намерениях вывести их из Польши, она за моей спиной стала стремиться притворить сие в жизнь, чему не суждено было сбыться...

В мае сорок третьего гетто прекратило свое существование после подавления восстания, в котором погибла практически половина остававшихся в нем. Те же, кто выжил, был сослан в Треблинку. Беула стала поднимать свои связи, чтобы прознать о жертвах. В списке мертвых родителей не значилось. Я удивлялся их живучести, будто они раз за разом давали мне возможность все исправить…

Глупо было надеяться, что стариков сослали в первую, ведь они уже были ни на что не годны, но жена все же не сдавалась.

Попыткам Беулы положила конец короткая справка от помощника, присланная в октябре сорок третьего, в которой значились выжившие после восстания второго августа. Среди них имен отца с матерью не было…

Лицо старика выглядело удрученным. Судя по динамике изменений в повествовании Моша, его судья был с ним достаточно лоялен…

– Давайте поблагодарим Моша за то, что он поделился с нами своей историей.

– Спасибо, Мош.

Старец явно устал, как, впрочем, и все мы, выворачиваться наизнанку перед собравшимися, но, как бы каждый ни хотел приукрасить свой рассказ, исказить или сокрыть факты, ему это не удавалось. Будто под действием сыворотки правды мы открывали рот и выкладывали все начистоту, не обращая внимания на то, кто нас окружает, откуда они пришли и во что верили ранее. Вряд ли хоть один достоверно знал, как мы понимаем друг друга, хотя, наверное, все задавались этим вопросом и имели какие-то предположения на этот счет.

– Ну что ж, Кассандра, теперь твоя очередь.

Вниманием в детстве я избалована не была, поэтому стала наверстывать упущенное, поняв, что, как говориться, из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. Первый мужчина у меня был довольно поздно по сравнению с большинством моих подруг, в двадцать лет, но отстав немного от них по времени, я вскоре взяла количеством. Кто-то из них стремился выучиться, получить образование, найти работу или завести семью. Я же лишь мечтала жить в свое удовольствие, наслаждаясь вниманием мужчин. Родители обеспечивали мое существование, но взамен требовали подчинения и послушания. Спустя пару лет, которые я чувствовала себя преступницей, водя в комнату поклонников под покровом ночи, я заявила, что взрослая и не собираюсь больше терпеть их диктатуры. Меня выгнали из дому, сказав, что раз так считаю, то буду в состоянии вести самостоятельную жизнь и зарабатывать на хлеб.