НГ (Не Говори)

Но Гражданская Война разрушила идиллию, унеся жизни всех моих родных и хозяев кроме Деспины, младшей дочери наших владельцев.

Она была старше меня на пять лет и к концу сражений стала двадцатилетней красавицей и единственной владелицей имения. Она была благосклонна ко мне и предложила остаться помогать ей на условиях добровольного найма. Она исправно платила, сколько могла, и была всегда добра и приветлива.

Вдвоем сложно было справляться с огромными территориями, захиревшими еще во время войны. Поэтому Деспина приняла решение продать поместье и купить ткацкую мануфактуру. Дела пошли в гору, и я во всем помогала своей теперь уже соратнице и подруге, учась основам управления и ведения дел. Но спустя шесть лет Деспину хватил столбняк, сведя в могилу. Мануфактуру я переписала на себя, подделав документы, будто она передала мне ее еще при жизни. Став полноправной хозяйкой производства, я смогла применить все свои деловые качества. Трудности были на каждом шагу, связанные со многими аспектами, включая мой юный возраст и цвет кожи, но я стоически их преодолевала. Я наняла белого презентабельного мужчину, чтобы он представлял мои интересы перед клиентами и партнерами, так как их отталкивало мое происхождение, пол и годы. Я сделала все, чтобы мое дело стало успешным. Наградой были деньги, коих я в жизни не видывала.

Спустя несколько лет, я смогла позволить себе все. Дом, шикарные наряды, всевозможные развлечения и кушанья. Все это было моим.

Когда-то я считала, что, обретя все это, буду помогать тем, кто обделен судьбой. Но, получив богатства, я подумала, что пока их и мне недостаточно для того, чтобы еще кому-то их отдавать, и продолжала вкушать плоды своих стараний в одиночку. Я тратила деньги направо и налево, не зависимо от того, нужно ли мне было то, на что за раз я выбрасывала годовой доход обычного чернокожего американца, или нет.

Теперь я стала хозяйкой и нанимала на работу прислугу, обихаживающую меня со всех сторон.

Помню, как-то проходила мимо витрины антикварного магазина, возле которого ошивалась побирушка. За стеклом сверкал старинный канделябр, отделанный перламутром и жемчугом, привлекший мое внимание. Я зашла в лавочку и, не раздумывая, взяла полюбившуюся побрякушку. Выходя наружу, я натолкнулась на эту оборванку, протягивавшую свои давно не мытые руки. Она смотрела голодным умоляющим взглядом, прося денег на хлеб. «Иди работай!» – презрительно фыркнула я, стараясь не касаться ее отвратительно разивших лохмотий.

Когда с приходом восьмидесятых начались повсеместные стачки и забастовки за восьмичасовой рабочий день, права трудящихся и бла-бла-бла, я возмутилась, удивляясь наглости людей, желающих вкалывать меньше, но при этом получать больше. Со своими я разобралась быстро, пригрозив, что, со мной этот номер не пройдет, и предоставила выбор: либо меньшее рабочее время и меньшие деньги, либо все остается по-прежнему. Конечно, они выбрали второе. А нескольких противников я выгнала с позором, заменив на более трудолюбивых.

Что-что, а свои денежки выбрасывать на ветер я не горела желанием.

Дальнейшие события в Чикаго возбудили во мне невероятное негодование и удовлетворение итогами на Хэймаркет и последующими действиями с разжигателями беспокойств, не смотря на то, что и кто там потом признал…

Я расширяла свой бизнес и пополняла капиталы. Путешествия, развлечения, танцы и чего еще душе угодно. Конечно, к сожалению, всего позволить себе я не могла, что ввергало меня в жуткую депрессию, и мысли о желанном не отпускали, заставляя хотеть этого еще больше.

На моем пути появлялись мужчины, но каждый из них мне казался охотником за моими деньгами. Белые никогда не стремились иметь со мной серьезных отношений, а все черные, с кем я имела дело, были куда беднее меня. Поэтому я жила одна в своем шикарном особняке, не считая вереницы слуг. Наследников у меня не предвиделось, рожать в одиночку я никогда не хотела. Поэтому чувствуя приближение смерти на семидесятом году жизни, я продала все, что имела. Заранее подготовила свои похороны, предусмотрев все, кроме даты, конечно. Оплатила гостиницу, в которой доживала свои дни, а оставшиеся деньги зарыла там, где никто бы их не нашел…

Старая черная женщина с седыми волосами и белоснежными как ее драгоценный жемчуг зубами закончила рассказ, удрученно вздохнув и окинув взглядом присутствующих. Встретившись глазами с Джанджи она, прочитала в них ужас, объяснимый лишь мыслями о том, как давно она здесь находится. Думаю, это пугало каждого из нас, наверное, и ее саму.

– Давайте поблагодарим Джемму за то, что она поделилась с нами своей историей.

– Спасибо, Джемма.

Вопрос о возможности вечного пребывания тут витал в воздухе…

– Теперь настала очередь Ардальона.

Лицо этого мужчины отражало непонимание своего нахождения здесь. Поначалу было видно, что ему даже нравится, что есть слушатели, не способные прервать его повествование, сопровождая его сочувствием и пониманием, но, видимо «перерывы между собраниями» наложили определенную тень на его представление о происходящем…