Ни-чё себе!

Ромка до поры до времени крайне неохотно учился делать то, что хорошо получалось у старшего брата. Ярошка неплохо рисовал — Ромку заставить взять карандаш была целая проблема. Зато Ярослав весьма посредственно раскрашивал — терпения не хватало. Ромка мог с красками сидеть сколько угодно и раскрасить так, как и мама бы не сумела. У Ромки долго не получалось толком завязывать шнурки — Ярошка умел. Но старший брат, как ни старался, стоять на голове не научился. Ромка же своим умением удивлял даже больших мальчишек со двора.

Под разными предлогами пришлось оставить Ярошку несколько раз дома. И за эти несколько раз Ромка не только овладел игрушечным «Левушкой», но и научился ездить под рамой моего гоночного «Старта».

— Посмотрим, посмотрим, — бормочет обгоняющий меня Ярошка.

Вверх по течению слышен шум, и вскоре мы оказываемся около плотины. Собственно, обязанности плотины это инженерное сооружение давно не выполняет. Шлюзы ее открыты полностью, и вода, не задерживаясь, отвесно падает с небольшой, в полтора-два метра, высоты в русло реки.

А когда-то за плотиной плескалось озеро. По воскресным дням на берегах озера, или как тогда называли это место «Водная», шагу нельзя было ступить — всюду загорали люди, стояла пятиметровая вышка, прыгать с которой выстраивалась очередь. По водной глади скользили синие аккуратные лодочки. За пустяшную мелочь можно было взять такую лодочку и уплыть на другую сторону озера-водохранилища, туда, где до самого горизонта, уходя вверх по холмам, перемежались поля и перелески.

Сейчас плотина — обычный мост, которым прочно овладели рыбаки. Не в пример босоногому «живоглоту» здесь рыбачат люди солидные. Взрослые дяди в резиновых высоких сапогах стоят в воде и молча взирают на прыгающие и бегущие по быстрому течению поплавки. Из алюминиевых садков выглядывают хвосты приличных чебаков и окуней.

На плотине толпится и отчаянно галдит кучка голых мальчишек. В центре стоит мокрый пацан в облепивших тело трусах и, обняв себя за плечи, громко стучит зубами. Кожа мальчишки собралась крупными колючими пупырышками и приняла синюшный оттенок.

— Ты чего же замерз-то так? — спрашиваю. — Одевайся скорее!

— А Васька, это он потому, что тонул сейчас! — торжественно и весело докладывает один из галдящей братии.

— Тонул? По-настоящему? — удивляется Ромка.

— Ага! По-настоящему! — взрываются мальчишки. — Да он сам скажет. Ну скажи, скажи. Тонул?

Васька трясет головой, на что ему, между прочим, и усилий затрачивать не надо, пробует что-то сказать, но слышится только усилившееся клацанье.

— Его вон тот дяденька спас, — объясняет кто-то и показывает на стоящего почти в самой стремнине мужчину в соломенной шляпе и резиновом противохимическом костюме на лямках.

— Как это спас? Нырял, что ли?

— Да нет! Схватил за волосы и вытащил.

— За волосы? — недоверчиво переспрашивает Ярослав.

Мальчишки опять галдят, а Васька лишь сильнее стучит зубами. Меня удивляет другое:

— Кто же вам в такую холодную воду разрешил лезть?

Ребята разом скучнеют и вместе с «утопшим» «отваливают» в сторону. Через минуту-другую, забравшись на перила, они громко плюхаются в спокойную воду с обратной стороны плотины. Один Васька остается трястись на суше.

— И не холодно совсем! — кричит кто-то, тут же выскакивая на берег.

— Пап? — смотрит на меня Ярошка.

— И в голову не бери. На водохранилище лед еще не везде сошел.

— А причем тут водохранилище?

— А при том, что речка из него вытекает.

— Так пока она добежит, прогреется. Солнце, смотри, как жарит!

— Жарит-то жарит, только море вон, рукой подать, за поворотом тем.

— Где? — вглядывается Ромка.

— Да вон, видишь, элеватор?

— Какой элеватор?

— Ну, башня с флагом, а правее, смотри, угол выглядывает.

— Вижу. Дом.

— Не дом, а плотина новая.

— Такая большая?

— Такая большая.

— Пап, поехали на ту плотину.

— И думать нечего, надо съездить. — Ярошка, не дожидаясь моего ответа, выхватывает у Ромки велосипед и съезжает с плотины.

— Э! Постой, Яроха! — растерянно кричит Ромка. — Ты же…

— Ярошка! — кричу я. — Там дороги-то никакой нет.

Но Ярослав будто не слышит.

— Ничего, — хлопаю я по плечу погрустневшего Ромку, — зато посидишь теперь.

По насыпному гребню малой плотины мы переезжаем на другой берег бывшего озера. Отсюда начинается парковая зона. Березовый и сосновый лес перемешался в оживленном беспорядке. Корявые разлапистые сосны выглядят почти черными на фоне прозрачной лазурной листвы и чисто отбеленных за зиму стволов берез. Сквозь серость и пожухлость прошлогодних листьев пробиваются стрелочки травянистых растений, отчего кажется, будто над землей стелется зеленоватый туман.

Весело шуршит о шины рыжая пыльная лесная подстилка, постукивают о спицы пересушенные сосновые веточки, а сами колеса резво пляшут на обнаженных корнях деревьев. Ребята, попав уже несколько раз в искусно замаскированные лесной прелью ямки и овражки, поуменьшили скорость.

Лес кончается внезапно, и мы скатываемся под горку на поросшую низким вербником просторную полянку.

— Ого! Здесь что, по земле плавают? — смеется Ярошка.