Читаем Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове полностью

— Подойти к Леденцову и дать ему по лбу десять щелбанов за подлое избиение парламентёра под белым флагом! — сказал довольный своей задачей Агафон.

— Береги правую руку, чтоб не замёрзла, — предупредил Леонид. — Заходи со стороны солнца. Ватага-а-а-а… Внимание… Вперёд!

Ватага выскочила из-за забора и помчалась на штурм. Громкое «ура-а-а-а-а-а!» разнеслось над пустырём.

Противник не сразу сообразил, что нападающие не собираются разбегаться в разные стороны. Леденцов ожидал, что вот-вот Говоров начнёт перестраивать войско, и не убирал людей с той стороны, откуда не было нападения. А когда он убедился, что Агафон его надул, и приказал всем оборонять одну сторону, было поздно. Ватага подбежала близко без всяких потерь — едва ли два десятка ледышек стукнули по щитам. Тут ватага остановилась, и туча ледяных снарядов полетела на крепость, сшибая со стен обороняющихся. После этого стрельба из крепости стала совсем бесприцельной, и стену ломать начали не только первые три шеренги, но и те, кому по плану надо было держать щиты над головами.

Ворвались в крепость, и после короткой драки, изваляв обороняющихся в снегу, согнали их в один угол.

— Сдаётесь на милость победителя? — спросил Леонид.

Противники уныло подняли руки.

Митя сорвал с шеста флаг. Крепость пала.

— Что же ты, Леденцов, нарушаешь правила ведения войны? — спросил Лёня. — Разве парламентёров допрашивать можно? Разве их колотить полагается? За такие действия по Гаагской конвенции судят международным судом.

Леденцов огрызнулся:

— Я ещё выясню, где ты досок наворовал… Ответишь!

— Я-то отвечу, атаман отвечает за всё… А тебя я за нарушение правил ведения войны приговариваю к десяти щелбанам. Василий и Митрий, взять его под руки!

Леденцов попытался вспрыгнуть на стену, но Вася с Митей схватили его и завернули коменданту руки назад.

— Ребята, чего ж вы смотрите?! — заорал Леденцов, но его воины не шелохнулись, опасаясь, что за бунт в плену, а это тоже является нарушением правил ведения войны, им влетит.

— Он вправе, — высказался Пашка Стахеев, сынок самого богатого елабужского купца. — Разве парламентёрам можно снег за шиворот насыпать? Этого ни в каких военных правилах не сказано. Терпи, Аркаха, сам виноват.

— Агафон, исполняй мой приказ! — скомандовал Леонид.

Маленький Агафон подошёл к Леденцову и отщёлкал тому по лбу десять полновесных щелбанов.

Леденцов завыл.

После исполнения приговора объятия конвоиров ослабли, и он вырвался, вскочил на стену, спрыгнул вниз. Отбежав, остановился и погрозил кулаком:

— Вражда на всю жизнь! За доски ты ещё ответишь!

Надо сказать, что Леденцов-папа оказался разумным человеком и за обрезки своих досок никаких претензий Говорову не предъявил, даже похвалил за сообразительность:

— Молодец, малый. Так и в генералы выйдешь, голова работает.

Вражды с Леденцовым тоже не получилось: Аркадий как легко вспыхивал, так быстро и остывал. Потом они даже стали приятелями, но об этом подробный рассказ впереди.

7. ГЛАВА О ЧАЕПИТИИ В ДОМЕ УЧИТЕЛЯ

На катке Лёня снова столкнулся с Лазаревым, на этот раз в буквальном смысле: въехал головой в грудь господину спортивного вида в шерстяном костюме и разноцветной шапочке.

— Прошу простить, — сказал он. — Я нечаянно!

И узнал в спортивном господине учителя Лазарева. Без мундирного сюртука и фуражки с кокардой Лазарев выглядел молодым человеком худощавой комплекции и небольшого роста. Он сказал, приветливо кивнув:

— Вы, Говоров? Рад встрече.

— Я тоже, — ответил Лёня. — Ещё раз прошу прощения…

— Чем удивил вас господин чиновник за минувшие дни?

Лазарев повернул дело так, будто никакого толчка и не было.

— Господин Буриданов, — ответил Лёня, — доказывал, что перпендикуляр равен наклонной, опущенной из той же точки. Теоретически всё верно, но чертёж сделан неправильно. Я быстро догадался.

— Вас теперь не очень-то поймаешь, — усмехнулся Лазарев. — Скажите, а чем вы интересуетесь помимо математики?

Они катились рядом, описывая вдоль бруствера круг за кругом.

— Всем понемногу, — ответил Лёня. — Что интересно, тем и занимаюсь.

— Много времени бездельничаете?

— Случается, — признался Лёня. — С ребятами заиграешься в казаки-разбойники или в снежную крепость — с трудом себя домой загоняешь…

— Это не совсем безделье. На улице надо бывать побольше, — заметил Лазарев. — В училище никакой физической культуры не преподают, сидите целый день взаперти. Если ещё и вечер дома у печки просидеть, так и чахотку приобрести недолго.

— Здоровьем пока не страдаю, — сказал Лёня.

— Да, на вид вы крепкий юноша, — подтвердил учитель. — Природная силёнка чувствуется, но стати маловато. Не хватает вам изящества движений. Всё у вас напрямик, напором. Музыку любите?

— Не знаю, — помотал головой Лёня. — Кроме церковного пения да оркестра пожарных, никакой музыки слышать не приходилось.

— Филармония от нас далеко, — согласился Лазарев. — Ну, а рисовать любите?

— Люблю. Но времени не хватает. Начнёшь рисовать, глянешь вдруг на ходики — уже и спать пора. Очень быстро за рисованием время летит.

— Знакомая ситуация… Что читаете?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза