Читаем Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни полностью

Неужто вправду есть дома в пять этажей?»

Над нами — шквал! Он застонал —

И в нем осколок остывал,

И на вопрос его ответить я не смог:

Он в землю лег — за пять шагов,

За пять ночей и за пять снов —

Лицом на Запад и ногами на Восток.

Черные бушлаты

Евпаторийскому десанту

За нашей спиною

остались

паденья,

закаты,—

Ну хоть бы ничтожный,

ну хоть бы

невидимый

взлет!

Мне хочется верить,

что черные

наши

бушлаты

Дадут нам возможность

сегодня

увидеть

восход.

Сегодня на людях

сказали:

«Умрите

геройски!»

Попробуем — ладно!

Увидим,

какой

оборот…

Я только подумал,

чужие

куря

папироски:

«Тут — кто как умеет,—

мне важно

увидеть

восход».

Особая рота —

особый

почет для

сапера.

Не прыгайте с финкой

на спину

мою из

ветвей,

Напрасно стараться —

я и

с перерезанным

горлом

Сегодня увижу

восход

до развязки

своей.

Прошли по тылам мы,

держась,

чтоб не резать их,

сонных,

И тут я заметил,

когда

прокусили

проход,—

Еще несмышленый,

зеленый,

но чуткий

подсолнух

Уже повернулся верхушкой своей

на восход.

За нашей спиною

в 6.30

остались,—

я знаю,—

Не только паденья,

закаты,

но взлет

и восход.

Два провода голых,

зубами

скрипя,

зачищаю —

Восхода не видел,

но понял — вот-вот

и взойдет.

Уходит обратно

на нас

поредевшая рота.

Что было — не важно,

а важен

лишь взорванный

форт.

Мне хочется верить,

что грубая

наша

работа

Вам дарит возможность

беспошлинно

видеть

восход.

Высота

Вцепились они в высоту, как в свое.

Огонь минометный, шквальный…

А мы все лезли толпой на нее,

Как на буфет вокзальный.

Ползли к высоте в огневой полосе,

бежали и снова ложились,

Как будто на этой высотке вдруг все

Дороги и судьбы скрестились.

И крики «ура!» застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Семь раз занимали мы ту высоту,

Семь раз мы ее оставляли.

И снова в атаку не хочется всем,

Земля — как горелая каша…

В восьмой раз возьмем мы ее насовсем —

Свое возьмем, кровное, наше.

А может, ее стороной обойти?

И что мы к ней прицепились?!

Но, видно, уж точно — все судьбы-пути

На этой высотке скрестились.

Все наши деревни, леса, города

В одну высоту эту слились —

В одну высоту, на которой тогда

Пути наши, судьбы скрестились.

Вцепились они в высоту, как в свое,

Огнем высоту поливая,

А мы упрямо ползли на нее,

Товарищей оставляя.

Разведка боем

Я стою. Стою спиною к строю.

Только добровольцы — шаг вперед.

Нужно провести разведку боем.

Для чего — да кто ж там разберет…

Кто со мной? С кем идти?

Так, Борисов… Так, Леонов…

И еще этот тип

Из второго батальона!

Мы ползем, к ромашкам припадая.

Ну-ка, старшина, не отставай!

Ведь на фронте два передних края:

Наш, а вот он — их передний край.

Кто со мной? С кем идти?

Так, Борисов… Так, Леонов…

Да!.. Еще этот тип

Из второго батальона!

Проволоку грызли без опаски —

Ночь, темно и не видать ни зги.

В двадцати шагах — чужие каски

(С той же целью — защитить мозги).

Кто со мной? С кем идти?

Здесь Борисов, здесь Леонов.

Ох, еще этот тип

Из второго батальона!

Скоро будет Надя с шоколадом.

В шесть они подавят нас огнем.

Хорошо, нам этого и надо.

С богом, потихонечку начнем.

С кем обратно идти?

Так, Борисов… Где Леонов?!

Эй, ты жив?! Эй ты, тип

Из второго батальона!

Пулю для себя не оставляю.

Дзот накрыт, и рассекречен дот.

Этот тип, которого не знаю,

Очень хорошо себя ведет.

С кем в другой раз ползти?

Где Борисов? Где Леонов?

Правда, жив этот тип

Из второго батальона.

На НП, наверное, в восторге,

Но фуражки сняли из-за нас.

Правильно. Считай, что двое в морге,

Двое остаются про запас.

С кем еще раз ползти?

Где Борисов? Где Леонов?

Рядом лишь этот тип

Из второго батальона.

…Я стою спокойно перед строем.

В этот раз стою к нему лицом.

Кажется, чего-то удостоен,—

Награжден и назван молодцом.

С кем в другой раз идти?!

Где Борисов? Где Леонов?..

И парнишка затих

Из второго батальона.

Песня о госпитале

Жил я с матерью и батей

На Арбате — здесь бы так!

А теперь я в медсанбате —

На кровати, весь в бинтах…

Что нам слава, что нам Клава —

Медсестра — и белый свет!..

Помер мой сосед, что справа,

Тот, что слева, — еще нет.

И однажды, как в угаре,

Тот сосед, что слева, мне

Вдруг сказал: «Послушай, парень,

У тебя ноги-то нет».

Как же так, неправда, братцы,

Он, наверно, пошутил!

«Мы отрежем только пальцы»,—

Так мне доктор говорил.

Но сосед, который слева,

Все смеялся, все шутил.

Даже если ночью бредил —

Все про ногу говорил.

Издевался: мол, не встанешь,

Не увидишь, мол, жены,

Поглядел бы ты, товарищ,

На себя со стороны…

Если б был я не калека

И слезал с кровати вниз,

Я б тому, который слева,

Просто глотку перегрыз!

Умолял сестричку Клаву

Показать, какой я стал…

Был бы жив сосед, что справа,—

Он бы правду мне сказал.

Песня о новом времени

Как призывный набат, прозвучали в ночи

тяжело шаги…

Значит, скоро и нам — уходить и прощаться без слов.

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,

Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!

И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.

Только вот в этой скачке теряем мы лучших

товарищей,

На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

Про войну будут детские игры с названьями старыми,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия