Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

Где твой черный пистолет?

На Большом Каретном.

Где тебя сегодня нет?

На Большом Каретном.

Переименован он теперь,

Стало все по-новой там, верь не верь!

И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь,—

Нет-нет, да по Каретному пройдешь.

Еще бы…

Где твои семнадцать лет?

На Большом Каретном.

Где твои семнадцать бед?

На Большом Каретном.

Где твой черный пистолет?

На Большом Каретном.

Где тебя сегодня нет?

На Большом Каретном.

«Истома ящерицей ползает в костях…»

Истома ящерицей ползает в костях,

И сердце с трезвой головой не на ножах.

И не захватывает дух на скоростях,

Не холодеет кровь на виражах.

И не прихватывает горло от любви,

И нервы больше не в натяжку, хочешь — рви.

Провисли нервы, как веревки от белья,

И не волнует, кто кого — он или я.

На коне — толкани — яс коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не пью воды, чтоб стыли зубы, ключевой,

И ни событий, ни людей не тороплю.

Мой лук валяется со сгнившей тетивой,

Все стрелы сломаны, я ими печь топлю.

Не напрягаюсь и не рвусь, а как-то так.

Не вдохновляет даже самый факт атак.

Сорвиголов не принимаю и корю,

Про тех, кто в омут с головой — не говорю.

На коне — толкани — яс коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

И не хочу ни выяснять, ни изменять.

И ни вязать, и ни развязывать узлы.

Углы тупые можно и не огибать,

Ведь после острых — это не углы.

Любая нежность душу не разбередит,

И не внушит никто, и не разубедит.

А так как чужды всякой всячине мозги,

То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

На коне — толкани — яс коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не ноют раны, да и шрамы не болят —

На них наложены стерильные бинты.

И не зудят, и не свербят, не теребят

Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

Свободный ли, тугой ли пояс — мне-то что.

Я пули в лоб не удостоюсь — не за что.

Я весь прозрачен, как раскрытое окно,

И неприметен, как льняное полотно.

На коне — толкани — яс коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Ни философский камень больше не ищу,

Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень.

Не посягаю, не стремлюсь, не трепещу

И не надеюсь поразить мишень.

Устал бороться с притяжением земли.

Лежу — так больше расстоянье до петли.

И сердце дергается, словно не во мне.

Пора туда, где только «ни» и только «не».

Толка нет, толкани — и с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

«Сыт я по горло…»

Сыт я по горло, до подбородка.

Даже от песен стал уставать.

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать.

Друг подавал мне водку в стакане,

Друг говорил, что это пройдет.

Друг познакомил с Веркой по пьяни —

Верка поможет, а водка спасет.

Не помогли ни Верка, ни водка.

С водки похмелье, а с Верки — что взять?

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не смогли запеленговать.

Сыт я по горло, сыт я по глотку.

Ох, надоело петь и играть!

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

И позывных не передавать.

«В дорогу живо — или в гроб ложись…»

В дорогу живо — или в гроб ложись…

Да! Выбор небогатый перед нами.

Нас обрекли на медленную жизнь.

Мы к ней для верности прикованы цепями.

И кое-кто поверил второпях,

Поверил без оглядки, бестолково…

Но разве это жизнь — когда в цепях?

Но разве это выбор — если скован?

Коварна нам оказанная милость.

Как зелье полоумных ворожих.

Смерть от своих — за камнем притаилась,

И сзади — тоже смерть, но от чужих.

Душа застыла, тело затекло,

И мы молчим, как подставные пешки.

А в лобовое грязное стекло

Глядит и скалится позор в кривой усмешке.

А если бы оковы разломать,

Тогда бы мы и горло перегрызли

Тому, кто догадался приковать

Нас узами цепей к хваленой жизни.

Неужто мы надеемся на что-то?

А может быть, нам цепь не по зубам?

Зачем стучимся в райские ворота

Костяшками по кованым скобам?

Нам предложили выход из войны,

Но вот какую заломили цену:

Мы к долгой жизни приговорены,

Через вину, через позор, через измену.

Но стоит ли и жизнь такой цены?

Дорога не окончена — спокойно! —

И в стороне от той, большой войны

Еще возможно умереть достойно.

И рано нас равнять с болотной слизью —

Мы гнезд себе на гнили не совьем!

Мы не умрем мучительною жизнью —

Мы лучше верной смертью оживем!

«Мосты сгорели, углубились броды…»

Мосты сгорели, углубились броды,

И тесно — видим только черепа,

И перекрыты выходы и входы,

И путь один — туда, куда толпа.

И парами коней, привыкших к цугу,

Наглядно доказав, как тесен мир,

Толпа идет по замкнутому кругу…

И круг велик, и сбит ориентир.

Течет

под дождь попавшая палитра,

Врываются галопы в полонез,

Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,

И кислород из воздуха исчез.

Ничье безумье или вдохновенье

Круговращенье это не прорвет.

Не есть ли это — вечное движенье,

Тот самый бесконечный путь вперед?

«Когда я отпою и отыграю…»

Когда я отпою и отыграю,

Чем кончу я, на чем — не угадать.

Но лишь одно наверняка я знаю —

Мне будет не хотеться умирать!

Посажен на литую цепь почета,

И звенья славы мне не по зубам…

Эй! Кто стучит в дубовые ворота

Костяшками по кованым скобам?!

Ответа нет. Но там стоят, я знаю,

Кому не так страшны цепные псы,—

И вот над изгородью замечаю

Знакомый серп отточенной косы.

…Я перетру серебряный ошейник