Толик только закурил новую сигарету и выхватил у меня кораблик. Почему-то я вдруг подумала, что Толик прожжет его сигаретой, но Толик только засмеялся.
— Ты увидишь. Это красиво.
Он волновался. Знаете, как бывает, когда показываешь другу свой любимый фильм?
На озере влажно и терпко пахло, совсем глубокой, смертной осенью. Толик сел на корточки у илистого берега, вода облизала его кроссовки.
— Иди сюда.
Он дернул меня за руку и усадил рядом, по-хозяйски разделил со мной кораблик, заставил меня взять его вместе с ним.
— Загадай желание, — сказал он.
И я загадала. Хочу найти себя, подумала я, и узнать, какая я.
Хочу быть счастливой.
Хочу быть с ним.
Столько разных желаний, я не была уверена, что все они поместятся на одном маленьком бумажном кораблике.
— Толик? — спросила я неожиданно для самой себя. — А как, по-твоему, выглядит Бог?
Теперь он был у меня для таких странных вопросов. Высоко над нами сияла, будто театральный прожектор, Луна. От нее шла по озеру дорожка, на которую мы и хотели пустить кораблик. Подтолкнули его, и он покачался на воде.
— Иди-иди, — крикнул Толик и пнул воду, кораблик медленно покачался в сторону дорожки.
Тут Толик разозлился.
— Да ну! — сказал он. — Все так думают типа, ой, как выглядит Бог, вот это загадка, какой он! Борода у него есть или нет? Да все знают, как он выглядит! Он — свет! Все знают! Даже мужики всякие, которым мозги отшибло, с клинической смертью. Ишрак, исихазм, на зоне я всем этим занимался. Бог — это кислородное голодание, поняла? Просто свет, который приходит, когда ты задыхаешься! Надо идти к людям с Богом, а не к Богу, вот че я про это понял. Бог — это просто свет, без тебя он просто свет и ниче больше. Это с тобой он — любовь. Только через тебя!
Мы глядели на уплывающий кораблик, легкие волны, мягкие, как складочки на простыни, уносили его все дальше и дальше, к Луне по ее желтому свету.
Толик поднялся, следом за ним поднялась и я.
— Любовь, — сказал он. — Люди другие. А свет — ну свет и свет. Че ты света, что ли, не видала? Не так уж он и прекрасен даже. Я видел. А вот любовь его, милосердие его — твое, мое, наше — оно прекрасно.
Мы стояли и все глядели на белый кораблик, беззащитный и маленький, но сильный, не боящийся воды, гордящийся своими напарафиненными боками.
Стояли мы долго, а он все плыл и плыл под Луной. Как-то неожиданно наши руки соприкоснулись, и мы переплели мизинцы так, будто поссорились, и вот — мирились.
Глава 8. Стоит ли завидовать умирающим?
После этого мне еще долго казалось, что Толик меня избегает.
Нет, формально все было абсолютно в норме, мы ездили в Вишневогорск прилежно, иногда Толик вытаскивал меня погулять в лес, он все мечтал найти в нем труп и раскрыть убийство, я ему помогала. Палками мы ворошили все сильнее краснеющие листья.
Не было другого — случайных прикосновений, долгих взглядов, даже в лифте он стоял от меня как можно дальше. Конечно, я чувствовала обиду.
Все исчезло так же внезапно, как и возникло. Я была счастлива, у меня имелась тайна, но теперь оказалось, что она просто дымка, рассеявшаяся к утру.
Может быть, я вообще себе все напридумывала. Я уже не была уверена в том, что в самом деле спала рядом с ним, что он обнимал меня.
Что ж, пусть, в таком случае, он думает, что я тоже его разлюбила — таково было мое решение.
И я держалась как можно более нейтрально, старалась ничем не выдать своих чувств и, по возможности, вовсе о них забыть.
Я даже не жаловалась Сулиму Евгеньевичу на всю чудовищную несправедливость моей жизни. Он, безусловно, мог бы этому порадоваться, если бы вообще вспомнил хоть раз о моих любовных проблемах.
Я старалась не злиться слишком сильно. В конце концов, я не знала, может быть, путь Толика не подразумевает любви со мной.
Но не очень-то он был суров в аскезе, вечно голодный, частенько пьяный и, во всяком случае по ночам, пребывающий в этом странном, возможно наркотическом полусне.
Если уж он трахался со Светкой, то вполне мог уместить в свой пространный план просветления и меня.
Но я туда не умещалась.
Однажды я сказала Сулиму Евгеньевичу:
— Может быть, мои родители тебя наняли, чтобы мы, в конце концов, поженились. Они думают, что я не найду себе парня сама.
— Упаси Бог, — сказал Сулим Евгеньевич, глядя в окно на лес, превратившийся в пожар. Я качалась на качелях и тут резко затормозила, так что пятки мои стукнулись, будто на мне были волшебные туфельки Дороти.
— Что?
— Ты слишком молода, — пояснил Сулим Евгеньевич. — С юными девушками всегда очень много проблем.
Может быть, подумала я, дело в этом?
Жаль я не могла в мгновение ока стать такой же старой, как Толик. Может быть, я начала бы лучше его понимать.
И почему я не влюбилась в Сулима Евгеньевича? Почти каждый день я рассматривала его и пыталась решить эту загадку.
Он же красивый, такой изящный, скуластый, всегда ухоженный. Он интеллектуальный, знает два языка. У него даже имя экзотическое.
С Сулимом Евгеньевичем было бы много проще, мы ведь в чем-то похожи.
— Наверное, — сказала я как-то раз. — Ты недостаточно обаятельный.