Ни минуты покоя

— Так искать надо! Это ж прошлого года история, все блокноты того времени давно мохом поросли, — нетерпеливо проговорили в трубку.

— А я заплачу. Ты найди того человека, который встречался с матерью Харитонова, и узнай адрес или телефон, — попросила я.

Мне повезло. Оказалось, журналист, который делал тот давний репортаж, сейчас находится в соседней комнате и изнемогает от похмелья, которое нахлынуло на него в середине дня, поскольку пить он начал с утра.

Информация стоила мне всего бутылки водки, которую я вручила радостному представителю «четвертой власти», вышедшему встречать меня на порог редакции. Пол-литра перекочевала в глубокий карман его куртки, а у меня в руках оказался листок блокнота с коряво процарапанным адресом и телефоном Харитоновой.

Поскольку я была уверена, что не встречусь с братом убийцы — ведь тот был в ресторане с Евгенией Аникеевой, — я решила немедленно навестить мать Харитонова. Набирая номер телефона, намеревалась представиться либо работницей службы психологической реабилитации, либо журналистом, который за хорошую сумму купит воспоминания. Но все обернулось гораздо интереснее.

Мне даже не пришлось объяснять причину своего визита. Неожиданно радостный женский голос предложил мне зайти и продиктовал адрес — точь-в-точь тот, который был записан у меня на листке.

Через полчаса я была уже у Марьи Аркадьевны. Когда она открыла мне дверь — я чуть не ахнула. Еще одно совпадение! И какое!

На пороге стояла та самая старушка, которая регулярно встречалась мне во время утренних пробежек в парке. Видимо, судьба еще давным-давно определила, что мне предстоит заниматься этим делом, и решила дать мне возможность познакомиться с одним персонажем моего будущего расследования заблаговременно.

Не уверена, что вам часто приходилось беседовать с матерями убийц, если вы, конечно, не пишете на эту тему какую-нибудь диссертацию. Мне подобный контингент практически не попадался и никаких статистических выкладок видеть не приходилось. Тем не менее я, само собой, предполагала увидеть убитого горем человека, может быть, и крепкого, но наверняка надломленного. Черта с два! Все с точностью до наоборот.

Марья Аркадьевна, казалось, постоянно находилась на вершине счастья. Я даже присмотрелась к ней повнимательнее — не съехала ли у бедняжки крыша после всего пережитого. Оказалось — нет, психика, судя по моим наблюдениям, в пределах нормы. И какой нормы!

— Знаете, душечка, — проговорила она, когда мы прошли в комнату, — вы не удивляйтесь, пожалуйста. Просто я многое для себя поняла за тот год, который прошел со смерти моего старшего сына.

Марья Аркадьевна заваривала чай с мелиссой и продолжала свой монолог, изредка бросая на меня лучистый взгляд улыбающихся глаз.

— Я ведь едва руки на себя тогда не наложила, — поведала мне она. — А потом поняла, что сделанного не воротишь, а жизнь продолжается несмотря ни на что. Как-то сразу мне это открылось, в один миг. Я вдруг так сильно почувствовала, что могу начать жить заново, стать другим человеком… И стала им!

Чай дымился в широких чашках, вкусно пахло мятой, в пепельнице дымилась моя сигарета. Я с неподдельным восхищением смотрела на свою собеседницу. Ведь она смогла отказаться от того, что люди считают для себя самым дорогим! Она отказалась от своего горя.

— И знаете, я счастливый человек, — делилась со мной Харитонова. — Думаете, я бессердечная? Уверяю вас, нет! Просто не надо зацикливаться на чем-то одном, будь это огромное счастье или великая беда. Жизнь — она многослойна, надо присутствовать здесь и сейчас, а не переживать по поводу того, что миновало, и не волноваться о будущем. Когда я это поняла — жизнь переменилась. Можно сказать, что я только начала по-настоящему жить.

— А дети? Вы ощущаете свою ответственность за то, как вы их воспитали?

— Видит бог, моей вины тут нет, — развела она руками. — Я не знаю, почему это произошло. Может быть, передалось наследственное заболевание. У моего покойного мужа в родне это случалось.

Я намеренно сказала «дети», имея в виду и брата убийцы. Марья Аркадьевна не возражала против такой постановки вопроса, и я убедилась, что попала в точку. Поправив на коленях блокнот — я все же представилась журналисткой, — я продолжала задавать вопросы.

Харитонова отвечала на них с предельной откровенностью, ничего не утаивая. Оказалось, что она живет одна, дети давным-давно от нее отдалились…

— Дети? — удивилась я. — Я знаю, что у вас есть младший сын, а кто еще-то?

— Мальчишка еще есть, — пояснила она. — Сын моей племянницы, она в Таджикистане живет, а его сюда отправила учиться. Уж не знаю, чему он тут с Петром научится. Я ей написала, чтобы приезжала и забирала его назад, но та не хочет ни в какую…

И Марья Аркадьевна кивнула на фотографию в рамочке, которая стояла на комоде. Я подошла поближе и увидела, что на ней запечатлены человек, которого я видела сегодня выходящим из синей «Тойоты» — Петр Харитонов, и мальчишка с автоматом, знакомый мне по офису «Октопуса». Интересная, однако, складывается комбинация.