Ни шагу назад! (СИ)

 … Целый месяц он совсем не мог вставать. Пациент спал и ел, старался компенсировать всё, что упустил в последние несколько лет. Захаров оказался прекрасным собеседником, ненавязчивым и весёлым.

  - У нас такие «фрукты» попадались, только держись! – Начинал он обычно вечерние разговоры. – Хочешь расскажу про Моню?

 - Давай.

 Толик садился поудобнее на железной кровати и начинал:

 - Стояли мы под Киевом. Немец основной массой до нас пока не дошёл, так мелкие стычки. Все в нетерпеливом ожидании сражения, но жить можно. Накануне ранило двух наших телефонистов, пришлось занять их место у аппарата. Братья-разведчики скоро угомонились, кругом было тихо, стрельба почти прекратилась. По телефону передавали в штаб всякие скучные сводки, а оттуда шли распоряжения. Часам к трём разговоры затихли, начальство уснуло. Тогда начался долгожданный еженощный концерт Мони Глейзера. Моня был телефонистом штаба корпуса. Маленький, юркий, веселый, с огромным орлиным носом и карими глазами навыкате, он отличался музыкальными способностями, пел зычным голосом, был искусным звукоподражателем: умел кричать ослом, лаял собакой, кудахтал, кукарекал, имитировал голоса начальства. Происходил Моня из Одессы, где работал в духовом оркестре, специализировавшемся на похоронной музыке.

 - Ежедневно играли у двух-трёх покойников, зарабатывали что надо, всегда было на что выпить, закусить и сходить к девочкам, - рассказывал Моня желающим.

 Живому и непоседливому Моне трудно было высиживать по четыре-пять часов у аппарата. Чтобы отвести душу он, ко всеобщей радости, стал петь в трубку. Концерт широко транслировался по всем линиям связи. Репертуар Мони был широк: от классических опер и оперетт до одесских блатных куплетов. Иногда Моня зажимал двумя пальцами свой длинный нос и изображал саксофон:

 - Пей, пей, пей! Утомленное солнце нэжно с морэм прощалось!…

 Начальство смотрело на Монины художества снисходительно: его концерты не давали телефонистам уснуть в самые тяжёлые предутренние часы.

 Той ночью Моня начал с арии Виолетты из «Травиаты»:

 - Пр-а-астите вы навээки за счастие ме-ечтания! - сладостно тянул он, а потом вдруг оглушительно, во весь голос. - Налей-ка рюмку, Роза, мне с марозза! Пэй, пэй, пай, пээмббб! С адэсскаго кичмана сбежали два уркана! Мяу! Мяу!

 - Моня, отставить! – внезапно раздался строгий бас начальника штаба корпуса.

 Оказывается начальство тайком слушало Монины художества. Стали передавать распоряжения по поводу немецкого наступления. Утром Моню убило шальным снарядом…

 - А мог бы стать знаменитым артистом. – Сказал Григорий.

 - Сколько их погибло кто мог стать кем угодно?

 - И сколько погибнет…

 Григорий закрыл глаза с драгоценным ощущением защищенности и проснулся утром с восхитительным осознанием того, что его единственной обязанностью теперь было заботиться о себе самом.

 - Как же, оказывается, приятно просто лежать! – изумлялся он, прислушиваясь к необычным ощущениям. - Первый раз в жизни я не хочу пахать, воевать или что-то делать…

 Свежий запах цветов проникал в ноздри, и Григорий заметил, что он даже преобладал над запахом эфира, без которого не обходится ни один госпиталь мира.

 - Сколько раз я всего был ранен? – попытался восстановить он. - Даже сразу не вспомнишь…

 Через месяц  Шелехов начал вставать и понемногу выходить в город. Казалось, Пятигорск не ощущал далёкой войны. Также спокойно работали организации, учреждения и предприятия. Спешили куда-то местные жители.

 - Четыре года нормальной жизни не видел. - Люди жили своей обыденной жизнью, а Григорию чудилось, что он находится в сказке.

 Только когда начинало темнеть, он возвращался домой счастливым. Вернее обратно в госпиталь. В нём, как правило, работали фельдшеры-мужчины, но в некоторых других палатах, где лежали тяжелораненые, обслуживали  украинские девушки.  Одну из них звали Юля.

 - Совсем я отвык от женщин, – думал Григорий, ворочаясь длинными ночами. - Каждая встречная видится красавицей… 

 Однажды вечером он задремал, но ещё не совсем заснул, ожидая, пока другие прекратят свою бесконечную болтовню, в палате раздался весёлый, бодрый голос:

 - Спокойной ночи, ребята, хорошего вам сна.

 - Спокойной ночи, сестричка. - Все дружно прокричали ей в ответ.

 - Хорошего тебе жениха.

 Тогда Григорий впервые увидел стоявшую в дверях девушку, глядя на которую он открыл рот от удивления. Она была стройной, почти хрупкой и белокурой в полном смысле этого слова.

 - Какая красивая!

 Из-под её белой шапочки медсестры виднелись пышные, золотистые волосы, ярко контрастировавшие с тёплыми карими глазами под бровями, очерченными чётко, как будто карандашом. 

 - А она красотка, верно, - прошептал парень с соседней кровати. - Никогда подобной не видел.

 - Ещё увидишь и не таких.

 После этого случая Шелехов почему-то не мог выкинуть сестру Юлию из головы. Он изо всех сил старался находиться поближе к ней, хотя бы даже на мгновение, и без конца придумывал, как бы подстроить так, чтобы можно было пойти с ней погулять.

 - С ума сошёл!