Ни слова о драконах

Однажды Николь привела в их маленькую квартирку Антона Павловича, которого ей «очень, очень рекомендовали знающие люди». Сашка недоуменно посторонилась, когда из темного дверного проема шагнул высокий холеный мужчина средних лет с гладко зачесанными пепельными волосами. Он прошел в мамину комнату и плотно притворил дверь. Николь поставила чайник. Сашка беспокойно ерзала на табуретке, прислушиваясь к приглушенному баритону за стеной. Спустя полчаса Антон Павлович, наотрез отказавшись от чая с баранками, ушел. Сашка заглянула к маме — та сидела на кровати, задумчиво накручивая на палец поясок от халата, и на ее бледных губах блуждала растерянная улыбка.

— Саш, а дай зеркало?

Испытующе вглядываясь в свое отражение, она провела рукой по спутанным каштановым кудрям, в которых за время болезни появились серебряные нити, и с грустью отвела взгляд.

— Постарела так… Давай-ка, Сашка, открывай все окна, будем выгонять больничный запах!

Сашка, с трудом сдерживая слезы, раздернула пыльные шторы и потянула створку. В комнату ворвался студеный балтийский ветер, опрокинув склянки с лекарствами на колченогой тумбочке.

Следующий прием Антон Павлович назначил через неделю в своей клинике. Накануне вечером мама вывалила на пол содержимое платяного шкафа и, усевшись на кучу тряпок, битый час выбирала «что-то приличное». Когда среди затертых джинсов и черных водолазок блеснул цирковой костюм, Сашкино сердце екнуло. Мама осторожно подняла его, любуясь игрой света в бутафорских бриллиантах. А потом бросилась к кладовке и, пыхтя от натуги, вытащила из-под груды пыльного хлама старую швейную машинку.

Так и началась ее новая цирковая жизнь — в качестве костюмера. Как и во всем, за что она бралась, Сашкина мама не признавала полумер: ночи напролет засиживалась за эскизами и шитьем, вручную пришивала каждую блестку невидимым стежком, чтобы в огнях софитов костюм переливался, как русалочья чешуя.

Цирковые завалили ее заказами, и Сашка с готовностью вызвалась быть курьером: от цирка до школы — рукой подать, минут пятнадцать быстрым шагом. Заходя в округлое, как опрокинутая супница, здание со служебного входа, она с удовольствием вдыхала знакомый с детства волнующий цирковой дух — густую смесь запахов сосновых опилок, конского пота, больших кошек, пыльного бархата и раскаленных софитов.

Сашка любила деловитую суету, которая царит за кулисами в день представления. Униформисты подтаскивали к боковым выходам реквизит. Хихикали, сбившись в стайку, танцовщицы кордебалета с роскошными плюмажами из страусиных перьев. Нервозно порыкивали в клетках тигры. Разминались жонглеры, подбрасывая разноцветные шарики и кольца. Сашка вертела головой во все стороны, и в груди ее росло теплое чувство: она наконец среди своих. Когда она была совсем маленькой, мама часто брала ее на репетиции, и в цирке шутили, что Сашка родилась в тырсе — смеси песка и опилок, которой посыпают манеж.

Каждый раз она останавливалась у денников, где приветливо отфыркивались цирковые лошади с длинными заплетенными в косы гривами. Когда-то — так давно, что казалось, и не с ней это было — она грезила о кубке по конкуру, днями напролет пропадая в клубе «Дерби». Спортивная карьера подающего надежды юниора закончилась бесславно — после падения врачи запретили заниматься конным спортом целый год. А потом случилась мамина болезнь — и совсем не до скачек стало.

Иногда Сашка задерживалась, чтобы посмотреть репетицию номера, который ставила Николь. После маминой травмы она взяла новую напарницу, Светку, но что-то не клеилось, и номер разваливался, как карточный домик. Николь бесилась, гортанно выкрикивая французские ругательства, а Светка отмалчивалась, бросая хмурые взгляды, пока однажды не швырнула в напарницу поношенным тапочком и не ушла — все так же молча. Сашка, которая стала невольной свидетельницей этой сцены, спустилась на арену и обняла подрагивающие, по-птичьи хрупкие плечи Николь.

— Нельзя корову научить летать, — смахнув слезы, улыбнулась Николь.

— А я? Смогла бы?

В глазах Николь вспыхнули искорки.

— На канат! — хлопнула в ладоши она.

— Что? Так сразу? — испугалась Сашка.

— А чего ждать? Как раз и узнаем: можешь или нет.