Ни слова правды

– Ну уж нет, спасибо. Выходит они разумные? – поинтересовался я.

– Думаешь, верховная власть – признак разумности? – вопросом на вопрос отозвался Фир Болг. – Они разговаривают, сбиваются в стаи, выбирают вожака, но дикие и необразованные – спят и охотятся, охотятся и спят – примитивный народец – ни ремесел, ни искусства, одно слово: жруны. В первую нашу встречу и меня пытались сожрать, но не будем нарушать фоморскую традицию: первым рассказывает гость.

После недолгой паузы я стал рассказывать обо всем: начал с командировки, совместной с Витьком, и, не таясь, про Славен, про тролля, про водяников, про огневиц, даже про Кондратия и ночные голоса. Захотелось выговориться, тем более обсудить все, что со мной случилось, было не с кем. Фомор умел слушать, не просто молчал, а в нужных местах крякал, восторгался, хлопал своей чудовищной ладонью по краю бассейна, но не перебивал, только молча салютовал кубком, предлагая еще выпить. Так я прикончил виски, добрался до эльфов, фомор коротко взвизгнул, и пара странных существ, похожих на огромных ежей, только с мохнатыми ногами и почти человеческими руками, убрали грязные тарелки с моего стола и притащили еще кувшин с виски и печеных ракушек. Про Тарнака и народ Колючего Шара я рассказал как было, ничего не убавляя и не приукрашивая, про данкар, про Леха, про Трегуза. Закончил свою историю дорогой по лесу и нашей встречей.

Фомор помолчал, качая головой, смаковал виски и мои приключения.

– Хорошая сага, ты изрядный рассказчик, давно не слышал ничего более интересного, – похвалил Фир Болг, отсалютовал мне кубком, мы выпили, и он продолжил: – Теперь я расскажу тебе про фоморов.

На Оловянных островах жил рыбак, Килин Трарел, большой мастер ловить рыбу и пить все, что горит, кроме угля и дров. Но если бы уголь и дрова могли бы приносить столько же радости, как эль и виски, он бы их грыз. Веселый был парень, было у него много друзей и подружек, но не было настоящей любви, которую посылают боги людям более серьезным, чем он. Слишком легкомысленный, слишком самоуверенный и самовлюбленный Килин шагал, поскрипывая своими рыбацкими башмаками, по жизни так, как и по палубе своей барки «Тиамат» – враскачку, распевая песни и крепко сжимая в руках бутылку. Но многим он нравился своей бесшабашностью, веселостью и прямотой. Некоторых донимали его шутки, и они задевали его, но Килин всегда был готов ответить на озорное слово улыбкой, на оскорбление – ударом. В кулачном бою ему не было равных, а когда на Оловянные острова напали мурманы, он сражался в первых рядах и снискал себе славу. Он принес с той битвы шесть голов и приколотил их к дверям своего дома, чтобы души врагов охраняли вход в жилище. Тогдашний дуир[83] звал Килина в свою дружину, но получил вежливый отказ – для Килина существовали только море и озера, на суше ему было скучно. Такой это был парень.

Но и его поджидала судьба, однажды его цельная жизнь дала трещину, он встретил чудо. Ее звали Тарнада, и была она туманной феей. Туманные феи – существа потустороннего мира, лица их прекрасны, тела нежны, сердца холодны как лед, а души нет совсем. Они приходят в этот мир туманными ночами и уходят, когда захотят. Килин увидел Тарнаду в море и полюбил. С тоской ожидал он встречи с ней, томился, когда свежий ветер уносил туман. Тарнаду забавлял пылкий любовник – человек, но она не могла ответить ему такой же страстью – чтобы любить, нужна душа. Но остаться совершенно равнодушной она не могла – все-таки она была женщина, хоть и потусторонняя. В одну из туманных ночей Тарнада забеременела – небывалый случай! – и произвела на свет человеческого мальчика – Эхада, основателя рода Да Дерга. Но родилось еще трое детей – мальчик и девочка, Балор и Тегирия – первые фоморы, и потусторонний мальчик Дуага – первый инкуб[84]. Поскольку мать и отец принадлежали разным мирам, их дети получили дары от того и от этого света. Эхад мог видеть будущее и путь в тумане, фоморы встали между мирами – одна часть в этом мире, другая в потустороннем, Дуага может приходить в мир людей когда вздумается и принимать облик человека.