Ни за грош

Влез по винтовой лестнице на второй, голову в дыру сунул. И тут как после погрома. А телик стоит, родной.

Пошарил вокруг - нет приставки. И, похоже, не было.

Не включали. Пыль на телевизоре ровная, толстая. Никто не прикасался, ежу понятно.

Вот где искать обормотов?.. Ха, дружбан у них...

Может, передрались?

Вышел за калитку и призадумался. С чем к Катьке явлюсь? Ни одного козыря на руках. Бэ, мэ?

И решил - а, чего нам. Разведаем.

Перебежал дорогу и по нахалке ткнулся в резную калитку.

7

А дом - офонареть можно. Ладненький, как игрушечный. Под "терем-кафетерем". Видно, с руками ктото живет. С душой сработано. Резьба - закачаешься.

Побарабанил.

Глухо.

Глянул в щелку - бабка по двору ходит. Что-то делает, озабоченная. Корыто у нее деревянное. Не то скребет, не то отстирывает. И виду не подает - глухая тетеря.

– Мамаша! Отопри на минутку! Спросить надо!

Забурчала:

– Какая я тебе мамаша?

Приковыляла - злая, ужас. Брови к носу, а нос вислый. И еще сильно глазами косит.

– Аа, еще один. Нехрист лохматый. Явился!

– Здравствуйте, уважаемая.

– Всех бы туда!

– Куда, бабуня?

– Чертям на съеденье! - тычет - в руках тряпка какая-то, вроде гимнастерка скрученная. - Чтоб духу вашего на земле не было!

Оглянулся:

– Мать моя буфетчица.

Как же сразу-то не заметил?

Отсюда, с этой стороны шоссе, хорошо просматривалось поле за околицей. За полем - плешивый взгорок, а по бокам желтый с прозеленью лес. Видно: что-то случилось. "Скорая" торчит - до пояса. Чумоход, крыша одна. И народ толчется, зеваки.

– Тихо, бабуня. Понял. Не озоруй. И не гляди, как змея из-за пазухи.

– Я тебе погляжу сейчас! Я тебе погляжу!

– Залетный я. Нездешний. Доходчиво объясняю? Проездом, случайно - во, каска, шлем.

Она замахнулась тряпкой.

– Глаза бы вас, чертей, не видали!

– Меня и не было, - он отскочил как ошпаренный. - Доброго здоровьичка. Пока.

8

Краснощекая продавщица, уложив на прилавок груди, распирающие ее белый халат, в охотку судачила с товарками - как раз по интересующему его делу.

– Небось из Жигалова кто.

– Да ну?

– Звери.

– А ты сама-то видела?

– На страсть такую глядеть...

– Вот и я - померла бы от страха.

– Ваня Вострикова рассказывает - одному полбашки отсекли.

– Врешь.

– Да чтоб мне всю жизнь по бехээсам сидеть.

Полюбовавшись на пустой прилавок, Андрей незаметно вышел.

9

По утоптанной дорожке, надвое перерезающей поле, пошагал к лесу. На ходу снял куртку, скатал и засунул под ремень, каску положил между картофельных грядок и приметил место - яркие, чего маячить. Чем ближе подходил, тем сильнее волновался. Вроде не трус, а страх до костей пробирает. Лезет под рубаху, ничем не выгонишь. И ноги как будто идти не хотят.

Поле поджимал, цепляя грядки, подростковый лесок, а левее, как на взгорок поднялся, увидел озерко.

Небольшое, уютное, как бы к лесу ластится. Берега утоптанные, сходы к воде, общипанные редкие кустики - живое, значит, купаются. "Скорая" на дороге.

А милиция - на той стороне, в ложбинке, где трава не повяла. Метрах в сорока - голоса слышно, бригада следственная, фотографируют. А правее, в болотце, что за ложбинкой, глазеют, стоя на кочках я обхватив деревья, пацаны деревенские, женщины в колпаках и фартуках, Наверно, поварихи из дома отдыха. Еще. приметный мужик, бородатый, как монах, в старом плаще и зеленой шляпе - похоже, сторож или истопник.

Приманил к себе парня.

– Что тут?

– Убийство, - зашептал. - Двух сразу.

– Женщин?

– Не. Городских, дачников.

– Пенсионеров, что ли?

– Не. Старики летом ездили. И то редко. А как лето кончилось, эти стали. Они с позапрошлого года у Матрены дом откупили, перестроили, ну и ездили. Молодые еще. Один - сын. Может, по двадцать лет только. Или по девятнадцать. Максим, а другой Славка.

Мы у них музыку через забор слушали.

– Клевые записи?

– Класс.

Парень был тупой и крепкий - как лозунг.

– Пойдем поближе посмотрим.

– Не, - замотал нечесаной головой.

– Пойдем, Чего ты?

– Ну их. Что я, совсем, что ли?

– Герой Покойники, они смирные.

– Ага. Вот сам и иди.

– А где третий?

– Чего?

– Мне старуха в магазине сказала. Трое. На "Жигулевиче".

– Слушай больше. Брехня. Машина, точно, стояла.

– Светлая?

– Белая, а по бокам грязная. Не. Двое их. Мы на великах гоняли. В субботу и воскресенье.

– Подсматривать нехорошо.

– Больно надо. У них музыка хорошая.

– А машина? Давно уехала?

– Она разве... уехала?

– Пинкертон. Не заметил?

– Мы на карьерах купались.

– Когда их? Сегодня?

– Ага. Недавно. Вчера мы тут проезжали. Темнело уже. Сторож с собакой гулял, и больше никого.

– Ладно, дай пять.

Парень напрягся и помрачнел.

– Дрожи дальше, - Андрей пожал его потную вялую руку и отошел.

Точно - они. Штаны Максима, клетчатые. Он часто в них ходил. Голова то ли есть, то ли нет, не разглядел. Колеса мешают, люди. Далековато. А может, в выемке так лежит. У Славки колено голое. Лицо, голова - все под коркой кровяной, и трава вокруг грязная, бурая.

Подкрался поближе, но милиционер заметил и отогнал.

– Нельзя. Уходите.

– Сволочи. Кто их?

– Проходи, парень. Нельзя. Уходи отсюда.

– А кто их? Нашли?

– Я кому сказал?

– Ухожу, ухожу.

Пухлая сизая туча, нависая над озером, угрожала дождем.

Небо меркло.

10