Няка

Они несколько раз проехались центром Эмска, а потом Лулу взяла курс за город. Она лихо гнала авто по почти пустой трассе, а Стражнецкий говорил, говорил, говорил…

– Но как ты мог сесть в машину не пойми к кому? – перебила его Корикова и вдруг осеклась: – Неужели все это для тебя так просто?..

– «Все это» для меня совсем непросто, – Стражнецкий приложил ее ладонь к своей щеке. – Но представь себе мое одиночество, мою тоску на тот момент. Ты ушла навсегда, дома нелюбимая жена, и ни одной родной души на сотни миль кругом…

– И чем закончились ваши покатушки? – Алина высвободила у него руку.

– Ничем. Она пригласила меня к себе домой, я сказал, что женат и не могу себе этого позволить. Она очень просила телефон, я оставил свою визитку и вот тут-то выяснилось невероятное…

На самом деле, многочасовая исповедь незнакомке закончилась тем, что Костик… уснул. Очнулся он от сильного аромата кофе. Лулу из бумажного стаканчика пила горячий напиток, купленный в киоске фаст-фуда. Они стояли в центре Эмска. Кругом горели огни, на улице не было ни души.

– Сколько на твоих брегетах? – встрепенулся он.

– Начало четвертого.

– Ого! И ты позволила мне так бездарно терять наше с тобой время? – Стражнецкий уверенно взял ее за белокурый затылок и потянулся к ней губами, но в последний момент Лулу увернулась от его поцелуя:

– Не сейчас. Не сегодня.

Если бы он услышал подобное хотя бы пять лет назад, то почел бы делом принципа привести веские контрдоводы и в итоге завершить начатое. Но дело было в том, что он давно не испытывал никаких особо страстных желаний. Да, девчонка ничего – но у него были и получше. А феерических эмоций как не было, так и нет.

– Как скажешь, моя фея, – лицо Стражнецкого не выразило ни тени обиды отказом. – Вот моя визитная карточка. Мне было хорошо с тобой.

И он открыл дверцу машины, собираясь выйти. Как вдруг Лулу схватила его за рукав.

– Как мило, малыш, что ты передумала. В твоей машине такая романтичная атмосфера, – он обернул к ней удовлетворенное лицо.

– Как? Твоя фамилия Стражнецкий? – глаза и рот Лулу были широко открыты.

– Ну да, – Костя прямо уселся в кресле, предоставляя девушке возможность вдовольно налюбоваться его точеным профилем.

– Ничего себе, – прошептала Лулу.

– Что тебя так шокировало, пупсик? – покровительственно произнес Стражнецкий. – То, что я не какой-нибудь балбес, а человек, занятый важным государственным делом?

– Скажи, ты знал Елену Ивановну Стражнецкую? Или это твоя однофамилица?

– А тебе какой ответ больше бы понравился? – кокетничал Костик.

– Извини, мне сейчас не до шуток, – порывисто сказала Лулу. – Скажи, что она тебе никто, и между нами все будет как прежде.

– А если я не хочу, как прежде, а хочу по-другому? Ну ладно, ладно… действительно, лет двадцать… да нет, все двадцать пять назад я знавал Елену Ивановну Стражнецкую.

– Это твоя тетя? – глаза Лулу горели нетерпением.

– Можно сказать и так, – усмехнулся Костик. – С некоторых пор она действительно стала мне совершенно посторонней, чужой тетей.

И, воспользовавшись замешательством Лулу, он уверенно поцеловал ее. Каков же был его шок, когда, вырвавшись, Лулу быстро выскочила из машины и, бросившись к относительно чистому сугробу, зачерпнула его рукой. Жадно заглотив приличную порцию, она подержала снег во рту и сплюнула. На ее лице застыла гримаса отвращения.

Стражнецкий вышел из машины.

– Что еще за выкрутасы? – зло спросил он. – Тебе типа было настолько противно? Если ты фригидка, то какого хрена снимаешь мужиков?..

– Извини, ради бога, – Лулу обратила к нему глаза, в которых читалось отчаяние. – Просто… просто не слишком приятно целоваться с собственным братом. Да…

В этот момент Стражнецкому показалось, что под коленки ему разом ударили кувалдой. Ноги у него подкосились, и он прямо в своем шикарном кашемировом пальто прислонился к машине, забрызганной мокрой грязью и снегом.

* * *

– Зизи, ты совсем не думаешь ни о себе, ни обо мне! У меня сердце в пятки ушло, когда медсестра сказала, что твоя палата пуста!..

– И ты решил, что я уже в морге? – усмехнулась Зинка.

– Тебе смешно, а что пережил я!..

– Ну, не гундось, у бабушки Зиновьи были важные дела. Что сказала Глория?

– Сказала, что сможет переделать не раньше, чем к утру субботы. Что ж, поеду за платьем прямо перез загсом…

На следующее утро Рыкова, превозмогая дурноту, покатила в свой любимый салон «У голубка». Этому СПА-объекту она хранила верность вот уже три года, тратя на всякую ерунду вроде шоколадных притирок и карамельных присыпок, как минимум, половину журналистской зарплаты.

– Рада тебя видеть, Дениска-пиписка, – расцеловалась она с худощавым вертлявым стилистом в клетчатых брючках-стрейч. – Я покупаю тебя на весь день. Окультурь меня по полной программе. Фиалковые припарки, сливочные ванны, коньячные медитации… я беру все!

– Ты моя душка, – Дениска был неподдельно ей рад. – Для коньячных медитаций, к сожаленьицу, не завезли расходничков… а вот не желаешь ли шампанский релакс?

– Голубок, ты такой креативненький, – и Рыкова плюхнулась в глубокое мягкое кресло. – Три сеанса подряд!