– А, сколько в журналистике зарабатывают? Три копейки. Но это дураки, которые занимаются действительно писаниной.
– А ты не пишешь, что ли?
– Пишу. Но только то, за что платят. И так, как хотят те, кто платит. Вчерашняя оргия – это как раз и есть гонорар за интервью с одним важным дядей. Но мне легче: я главный редактор, поэтому могу тиснуть в газету все, что мне хочется. Бывает, конечно, что иногда хозяин что-то просечет…
– И… много у тебя в месяц выходит? – Стражнецкий облизнул пересохшие губы. – Если не секрет, конечно.
– Если наличкой – то только зарплата. А беру я, в основном, борзыми щенками. Сауна, кабаки, шлюхи…
Стражнецкий задумался о том, что неплохо бы переквалифицироваться в журналисты. «Только дайте мне возможность приблизиться к этим важным дядям, – думал он, – а уж там я не растеряюсь. Борзые щенки – это мелко».
Не прошло и пары недель с того разговора, как ему позвонил Вопилов и предложил место корреспондента в своей газете «Девиантные новости». Стражнецкий тут же рассчитался с «Эмск-Пласта». Первые шаги в журналистике были скорее веселы, нежели тернисты. Атмосферу, созданную Вопиловым в «Девиантных», мог счесть рабочей только его зам Олег Кудряшов, который показался Косте невероятно нудным типом. Все остальные журналисты проводили дни в увеселениях, лишь изредка вспоминая о своих прямых обязанностях. Проработав у Влада месяца три, Стражнецкий охотно принял предложение занять ставку обозревателя в другой городской газете – «Помело».
И как выяснилось впоследствии, словно в воду глядел. Вопилова вскоре со скандалом уволили из «Девиантных» за пожар, учиненный пьяными корреспондентами. Пока Влад, вкрай дезориентированный, обдумывал будущее житье, у Костика поперла карьера. Благодаря врожденному уму, широкому кругозору и целеустремленности он очень быстро снискал бласклонность своего шефа, Николая Юрьевича Пащенко. В 27 лет, всего спустя два года после смены профессии, он стал заместителем главного редактора «Помела», а еще через четыре года женился на Катюшке Пащенко.
Жена принесла ему все, о чем он мечтал на тот момент: богатое приданое, большую новую квартиру с обстановкой, долю в семейном бизнесе, а главное – выход в высшее общество, а, значит, перспективы. То, что подруга жизни не была ни привлекательна, ни умна и вызывала у него чуть ли не отвращение – Костика не смутило.
– Как ты могла довести себя до обезвоживания? – шепотом выговаривал Бекетов невесте. – Я же говорил: пей не меньше двух литров в день!
Рыкова лежала на больничной койке и смотрела в потолок. В ее вену по трубочке бежал живительный раствор.
– Я пила, – упрямо отвечала она.
– Извини, но я тебе не верю. Иначе ты бы не лежала здесь, и нам бы не пришлось переносить свадьбу.
– Что-о?
– Ты пробудешь здесь, как минимум, до понедельника, – вздохнул Миша. – У тебя пограничная степень обезвоживания. Еще немного, и это было бы опасно для жизни.
– Представляю, сколько воды вы в меня вкачали, пока я лежала без сознания! – хмыкнула Рыкова. – Весь мой фитнес-марафон пошел коту под хвост. Вези платье Глории: пусть делает в швы трикотажные вставки. Вот будет номер, если послезавтра окажется, что я в него не влезаю!
– Но платье полностью готово, – досадливо вздохнул Миша. – Хватит ли у нее времени на переделку? У нее куча клиентов…
– Быстро дуй к Глории и улаживай наши проблемы.
– Бросив тебя здесь одну? В таком состоянии? Нет-нет, я не смогу. У меня все сердце изболится.
– А у меня оно просто разорвется, если мне придется предстать перед алтарем в какой-нибудь занавеске!..
Поцеловав больную, Бекетов нехотя удалился.
Выждав для верности с четверть часа, Рыкова выдернула иглу из вены и на цыпочках выскользнула из палаты. В такси она выпила три оставшиеся розовые таблетки и вышвырнула блистер за окно. Переступив порог квартиры, она первым делом метнулась к весам.
– Йес! Йес! – и она принялась выкидывать комичные коленца. – Пятьдесят целых хрен десятых! Йес!
Исповедь Стражнецкого перевалила за второй час, но Алина слушала его с открытым ртом.
– Как же много я о тебе не знала, – прошептала она, поправляя ему подушку. – Жизнь была неласкова к тебе…
– Да, мне пришлось многое выстрадать, – шмыгнул носом Костик. В этот момент он нисколько не лицемерил. Пересказывая Кориковой свою биографию (правда, умалчивая о многих ее фактах), он и сам проникся к себе жалостью.
– А твоя мама? Ты так и не увидел ее? Если тебе больно, не рассказывай…
– Отчего, я расскажу, – Костик сделал глоток воды и прокашлялся. – Когда мы с амебой проводили медовый месяц в Таиланде, неожиданно позвонил мой непутевый папаша и сказал, что она попала в автокатастрофу, и если я хочу, то могу поехать на похороны. И наконец-то, продиктовал мне ее адрес.
– И ты поехал?
– А как ты себе это представляешь? За трехнедельный тур на острова мы заплатили маленькое состояние… да и не успел бы я… в общем, я не поехал.
– Но когда ты вернулся, то, конечно же, съездил на ее могилу?