Няня для майора

Врач тактично выходит, оставив нас с Инной наедине. Я чувствую, как дрожит Абесинка. Плачет. Меня жалеет. Обнимаю ее в ответ. Глажу по спине, шепчу в макушку что-то успокаивающее. А у самого внутри разгорается настоящий ураган. Слишком противоречивые эмоции одолевают. С одной стороны – прошлое, в которое так хотелось верить, жить им, и что оказалось пылью. С другой – рыжеволосый бесенок в моих руках. Однако, я не готов фантазировать на тему "долго и счастливо", и я понимаю – в один день Инне это надоест, она захочет замуж, родить ребенка, поэтому уйдет. Но здесь и сейчас – мы вместе.

– Инн, давай доведем дело до конца, – даже не знаю, кого я сейчас уговариваю больше.

Как-то моя уверенность и стремление узнать правду скоротечно улетучиваются.

– Пойдем, – шмыгая носом шепчет она, отстраняясь. Ловлю заплаканное личико, чтобы зацеловать мокрые глазки.

– Я не стою твоих слез, – грустно выдыхаю. – Ты еще очень многого не знаешь.

– А мне и не надо все знать, – обхватывает мою голову своими ручками Инна. – Мне достаточно чувствовать.

Оставляет невесомый поцелуй на моих губах и отступает к двери. Беру Абесинку за руку, и мы покидаем наконец кабинет.

– Пойдемте, – отдаю команду врачу.

Женщина ведет нас какими-то коридорами-лестницами. То вверх, то вниз. Понятно, что мы перешли в другое крыло, или даже другое здание. Сменили несколько этажей. Я даже не стараюсь запоминать. Зачем? Макеев побоится нас здесь задерживать.

Наконец, мы останавливаемся около, если так можно сказать, гостиной комнаты. Просторное помещение посреди холла, обставленное столиками с настольными играми, по периметру установлены большие вазоны с цветами, вдоль стен стоят стеллажи с книгами. Играет тихая классическая музыка.

Глаза мгновенно насчитывают с десяток человек в разноцветных шелковых пижамах, троих работников. Тещу я узнал не сразу. Она постарела лет на пятнадцать, глубокие морщины, впалые глаза с темными кругами под ними, короткий ежик абсолютно седых волос. Да, это не та высокомерная мамзель, которую я знал.

– Нина Прокопьевна, – тихо подхожу к ней. – Вы узнаете меня?

Женщина, что еще минуту назад смотрела невидящим взглядом в какую-то цветастую книжку в руках, поднимает на меня пустой взгляд. Время идет, а процесс распознавания так и не происходит. Наконец, во взгляде тещи мелькает узнавание. Сначала на лице отражается удивление, потом сменяется гримасой злости.

– Ты! – замахнувшись на меня книгой, бросается с криком теща. Один из санитаров перехватывает ее. – Ты во всем виноват! Моя девочка погибла!

– Я хочу поговорить с вами, – приподнимаю руки в миролюбивом жесте, чуть отступаю назад и тихо добавляю: – Пожалуйста!

– Пожалуйста? – раздается ор на весь коридор. Однако пациенты на это внимания не обращают. – Это я тебя в свое время просила, пожалуйста, оставь Лесеньку! И что теперь? Ты ей всю жизнь сломал, и теперь ее больше нет! Гори в аду! Ненавижу!

Истерика, кажется у гражданки Протасевич начинается истерика. Врач уже готова сделать укол, но я рукой прошу подождать. Подхожу ближе в теще.

– Нина Прокопьевна. Я любил вашу дочь. Она клялась в любви и верности мне, а сама жила на два дома, пока не удрала к любовнику, – стараюсь задавить горечь в голосе сухостью. – В чем моя вина? В том, что не замечал? Или не хотел замечать? Я готов был весь мир положить к ее ногам! А она… От кого Ваня? Я знаю, что он не мой сын. Вы должны мне ответить!

Женщина заливается смехом. Даже мне, видавшему всякое, становится не по себе. Оборачиваюсь на Инну, вижу болезненно-бледное перепуганное личико. Маленькая моя. Прости.

– Отпустите, – наконец отсмеявшись резко выдает теща. – Знаешь, на вот. Почитай. Пусть тебе будет так же больно, как моей девочке. И больше не приходи.

В моих руках оказывается та самая цветастая книжка. Только сейчас я понимаю, что это подшивка из нескольких блокнотов. Раскрываю на произвольной странице. Это почерк Леси. Неужели… Дневник?

– Уберите его отсюда, – верещит Протасевич. – И больше никогда не пускайте ко мне!

Нас просят удалиться. Молча подчиняюсь, продолжая таращится на исписанные страницы. Я не способен сейчас распознать слова, но я встречаю

фотографии. Наши с женой. Начиная со школьной скамьи. Силой воли захлопываю книгу. Не здесь и не сейчас. Не здесь. Не сейчас. Абесинка. Точно! Оборачиваюсь. Семенит следом, понуро опустив голову. Беру ее за руку. И мы, наконец, покидаем здание.

– Я за руль, – тихо говорит рыжик. – Уверена, ты хочешь спокойно почитать.

Мне кажется, что последние слова ей дались с болью. Но почему? Ревность? Разве она может испытывать ко мне неземные чувства? Да ну. Тогда что за странные эмоции? Согласен, между нами взаимное притяжение, но я не клялся в любви...