— Не сегодня. У меня нынче в аду выходной, — иронизирует этот гад с красивой ухмылкой на пол-лица. — А вот ты явно торопишься на костёр инквизиции? Или от него?
— Яровой, если в тебе неожиданно проснулся стендапер, то я очень счастлива за тебя, но блин, как-то не вовремя, — отсекаю все ненужные мысли, находящиеся ниже его талии, и дёргаюсь в сторону.
— Не так быстро, Ванилька. Куда? — и мужская рука как наручник виснет на моём запястье.
— На кухню.
— Водички испить?
— Вещички собрать, — копирую его тон и снова дёргаюсь в сторону. — Ну, пусти.
— Успокойся, Земляникина. Пока ты дрыхла, пуская слюнки, в моей постели, я спустился вниз и устранил улики нашего прелюбодеяния.
Наконец-то паника отпускает меня, и я вижу мир более четко. Мой работодатель … с ним что-то не так.
— Захар Пантелеймонович, вы случаем, когда на кухню спускались, виски на душу не принимали? Может, у вас тоже пунктик — после секса пропустить пару стаканчиков.
— Это с чего такие выводы? — дёргает меня за собой, как буксир, что тянет по направлению к кровати.
— Откуда такая жизнерадостность и вера в женщин? — поддергиваю повыше болтающуюся вокруг меня простынь, чтобы в случае чего ещё эпично не грохнуться.
Краем глаза замечаю знакомый цвет авокадо. Моя пижамка аккуратно висела на спинке стула, а на сиденье, как на витрине магазина, красиво расположились трусики. Боже! Стыдно!
Вырываю руку из расслабленного мужского захвата, даже забывая, что задала мужчине вопрос.
Сгребаю нижнее бельё в кулак и прячу в складках ткани.
— Вероника, это ещё глупее, чем всё время кутаться в простыню, — Яровой складывает руки на груди, кивая головой в сторону моих трусов.
— А как по мне, ещё глупее расхаживать передо мной в одних боксерах с выпирающим хоботом слона.
— Действительно, Ники. Давай поговорим об этом. Может, мне и трусы снять для связки диалога? — зло рычит Панталонович.
— Нет, — истерически воплю я, так как сейчас при свете дня мы впервые такие голые и беззащитные.
Лёгкая паника сковала мозг, не давая возможности решить, как правильно себя вести в этой неразберихе, но только до момента, когда раздался удивлённый голосок.
— Папа?
Теперь в голове наступил сплошной коллапс.
— Папуля, а где… ой, Ники, ты здесь? — Лика, потирая кулачком сонные глазки, заходит в спальню.
Отрываю взгляд от ребёнка, но впервые, а то, может быть, и в последний раз вижу ошарашенную моську Ярового.
Эх, придётся снова спасать мир самой. На мужиков порою никакой надежды.
— Я здесь ищу кое-что, Ванилопа, — голос от ночных стонов и нервного утра сел, что приходится прокашляться.
— А что потеряла?
Совесть, гордость и репутацию, но об этом попозже.
— Серёжку. Утром проснулась, а я ее нет. Я давай искать, а нигде нет, — говорю, а сама потихоньку свою пижамку со стула под простынь прячу.
— Вот думаю, может, вчера в машине слетела. Решила спросить у папы твоего, пока он на работу не уехал.
Девочка уже как медвежонок коалы заползла на ручки отца и, обвив его шею, уложила сонную головушку на плечо.
— Нашла? — зевая и совсем расслабляясь, интересуется любопытная душонка.
Так как обе серьги у меня на месте, то с большим позитивом киваю.
— Да-да. Папа твой вчера нашёл.
— Папуль, ты молодец. Ники очень любит эти серьги.
— Спасибо, дочь, а ты, может, подремлешь ещё немного. Рано ещё, — ласково журчит Яровой, направляясь к своей кровати.
— Я Ники потеряла.
Меня же передёргивает от мысли, что он сейчас в это лоно разврата уложит малышку, но Захар, как всегда, читает мои мысли на расстоянии. Придерживая дочь одной рукой, второй расправляет одеяло, а поверх него кидает плед. Я выдыхаю и начинаю беззвучно двигаться в сторону ванной, чтобы уже наконец-то одеться и слинять из хозяйской спальни, пока ещё кого-нибудь нелёгкая не принесла. Захар бросает на меня какие-то взгляды, сигналы которых я не могу и ещё больше не хочу понимать.
Поэтому просто прячусь за дверью, успевая услышать, как девочка просит мужчину полежать с ней. Отлично!
Торопливо натягиваю трусы и пижаму, бросаю простынь в корзину с грязным бельём и выхожу в спальню.
Ярового облепил всеми конечностями мило сопящий спрут под именем Лика, так что можно спокойно линять в свою комнату.
— Вероника, не так быстро, — пытается грозно остановить меня Захар, но из-за шёпота выходит совсем смешно.
Моя ночная заторможенность отходит на задний план, являя миру несравненную Земляникину — дитя приюта и трёх неудачных приёмных семей.
— Ну, как скажете, Захар Панталонович! Пойду медленно как черепашка, — и, практически изображая лунную походку, двигаюсь на выход.
— Ванилька, я же до тебя доберусь! — нервно рычит родитель.
— Обязательно, только сначала давайте как в сказке — семь пар железных сапог стопчите, каменного хлеба пожуёте, а там челюсть заодно вставную организуете.
И, послав злому мужчине воздушный поцелуй, скрылась за дверью. Конечно, льдинки голубого взгляда мне так много всего наобещали, но это будет точно не сегодня и даже не завтра.