— Да, это наша история. У нас и правда была война… и знаешь, я сейчас благодарна Аскольду. Просто за то, что он сделал, что смог.
— Не ты одна, — улыбнулся Огюст. — Бабушка и мать нашего доброго Энцо как раз и были теми, кого Аскольд вытащил в первый раз.
Я открыла рот от удивления и некоторое время так и сидела, как рыбка, выброшенная на берег. Это ведь и была рыбалка — люди забрасывали удочки в другой мир и выхватывали добычу.
— Невероятно, — только и смогла вымолвить я. Огюст ободряюще улыбнулся.
— Так что молись святому Аскольду. Он поможет.
Дверь в столовую открылась, и вошел господин Энцо — сейчас я смотрела на него совсем другими глазами. Он вдруг стал тоненькой ниточкой, что связывала меня с моим миром.
— Милорд Мартин пока отдыхает, — сообщил он и, сев за стол, придвинул к себе кофейник и чашку, — так что я тоже отдохну. Как же хорошо, что вы приехали, милорд Огюст! Я невероятно счастлив вас видеть. И милорд Мартин очень рад.
— Я тоже рад, дорогой Энцо, ты не представляешь себе, насколько, — на лице Огюста вновь расцвела добрая улыбка. Глядя на него, мне тоже хотелось улыбаться. Ну почему Мартин не хочет быть таким!
— А у вас, Дора, еще четверть часа, — сообщил господин Энцо. — Потом у милорда Мартина вечерние процедуры, отдых и ужин.
Я почувствовала, что щеки снова багровеют от румянца.
Слуги уже подготовили свежее белье, чистую белую рубашку и легкие домашние штаны — я придвинула к кровати столик со всем необходимым для умывания и сказала:
— Милорд, время вечернего туалета.
Сразу же поймала себя на мысли о том, что снова заговорила с Мартином первой. Мартин отложил в сторону книгу о совах и посмотрел на меня с какой-то угрюмой тоской, будто ему предстояли не водные процедуры, а пытки.
— Неужели ты думаешь, что я позволю тебе до меня дотрагиваться? — мрачно поинтересовался он. В его тоне мне послышалась брезгливость. Я взяла баночку с очищающим порошком, щедро сыпанула его на губку и ответила:
— Если сможете привести себя в порядок самостоятельно, то я буду только рада. Видите ли, — продолжала я, не позволяя Мартину меня перебивать, — мы все очень переживаем за вас. И если к вам вернулись силы, то я буду только рада.
И улыбнувшись самой очаровательной улыбкой из всех возможных, я протянула Мартину губку. Он посмотрел на меня с искренним презрением и принялся расстегивать рубашку. Первые две пуговицы дались ему хорошо, а потом пальцы стали дрожать. Я не подавала вида, внимательно рассматривая узоры на светлых обоях. Золотые листья, птицы и невиданные звери — это ведь очень интересно.
Мартин стянул рубашку с плеч, и она упала на кровать смятой белой тряпкой. Похоже, он был настроен более, чем решительно, и не собирался показывать мне своей слабости. Глупо, конечно, но гордецам из семьи Цетше полагалось вести себя именно так. Не кланяться королям и упираться с теми, кто готов помочь.
— Ну что ты так смотришь, Дора, — устало сказал Мартин и, протянув руку, взял губку.
— А что не так?
Я вдруг поняла, что очень внимательно рассматриваю Мартина, и мой взгляд вполне можно было назвать жадным. Мартин не обладал той фигурой, которой хвалятся культуристы после сушки, но во всем его теле чувствовалась внутренняя сила: и в развороте плеч, и в груди, и в плоском твердом животе…
— Как будто впервые видишь мужчину, — фыркнул Мартин. — Ах, да. Забыл. Ты же невинная дева, которая чуть меня не оскопила.
Он сжал губку и медленно-медленно повел ею по плечу. У меня во рту сделалось сухо, как в пустыне. Я смотрела, как мелкие песчинки скользят по коже и тают, как едва заметно дрожат пальцы Мартина, и мне хотелось прикоснуться к нему. Просто дотронуться, провести пальцами по руке от плеча до локтя и убедиться, что этот человек живой, и в самой глубине его души все-таки существует тот Мартин, которого я видела во сне.
— Ничего я такого не сделала, — только и смогла ответить я на язвительную реплику. Мартин презрительно усмехнулся. Если во всем остальном он был пока еще слаб, как дитя, то на презрение у него вполне хватало сил.
— Ну конечно. Слава богу, что не оторвала. Спасибо, Дора.
Я завела глаза к потолку. Надо же, кто бы мог подумать. Какая-то иномирянка, в тот момент еще бесправная рабыня, дотронулась до самой главной части в организме великого Мартина Цетше, да еще, небось, и немытыми лапами! Мне стало обидно. Очень обидно. Что бы ни говорил Мартин, я знала, что его пробудило именно мое появление в замке.
Мартин передал мне губку — он все-таки смог обтереть ею руки и торс — и произнес:
— Спину я не достану.
Вот ведь гонор у человека: вроде бы и помощи попросил, и стойкость показал. Я послушно взяла губку и принялась медленно и осторожно водить ею по спине Мартина.
— Еще можете сидеть, милорд? Или все-таки перестанете валять дурака?
Мартин фыркнул.
— Конюшня, девчонка. Мои предки всегда учили слуг тому, как надо себя вести, именно там.
— Не будете вы меня пороть, — сказала я и легонько дотронулась до плеча Мартина. Он сразу же послушно опустился на кровать с невероятным облегчением на лице. — Если бы хотели — давно бы сделали.