Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ)

И домой я не тороплюсь, бреду неспешно и торможу, видя на лавочке у моего подъезда человека. Он сидит, сгорбившись, натянув капюшон толстовки на голову.

Рядом лежит огромный букет роз.

Коричневых.

— Привет, — я останавливаюсь рядом с ним.

Он же вздрагивает и поднимает голову.

— Данька… — улыбается неуверенно, печально и привычным движением взлохмачивает и без того растрепанные волосы.

От идеальной прически ни следа, и он успел обрасти как бирюк.

— А я тут… тебя жду…

Лёнька вскакивает и снова взлохмачивает волосы.

— Зачем? — он выше, и мне приходится задрать голову и отступить на шаг.

От него умопомрачительно веет Kilian Straight to Heaven Extreme, который я подарила на Новый год, и мне хочется его обнять, прижаться, вдыхая личное успокоительное и афродизиак в одном флаконе.

— Данька, я не могу без тебя, — у него взгляд побитой собаки.

И обиды все враз забываются сами, и я тоже готова признать, что без него не могу, а если и могу, то как-то не так.

Плохо могу.

— Я кретин, Дань, и зануда. Формалист, совсем безмозглый тип и просто идиот.

— Самокритично, — я хмыкаю и обойдя его, сажусь на скамейку.

Касаюсь бутонов роз.

Настоящие.

Пусть и кажутся неживыми, и вблизи они бронзовые, а не темно-коричневые.

Лёнька уверяет, что они под цвет моих глаз. Я не спорю, пусть мама считает, что у меня глаза медовые, а Димка с папой отстаивают, что цвета балтийского янтаря.

Я соглашаюсь со всеми.

— Где ты их берешь? — проведя рукой по стеблю без единого шипа, поднимаю голову и смотрю на Лёню.

За те три года, что мы встречаемся, бронзовые розы — неизменный символ раскаянья, примирения и мучительной тайны, где Леонид Аркадьевич их достает в любое время года и суток.

— В большом городе, где столько домов и людей, что не всем хватает места хотя бы на маленький садик[1]… - Леня отвечает как всегда.

И моя улыбка появляется сама.

— Дурак.

— Знаю, — он выдыхает, садится вполоборота и прикладывает мою руку к своей щеке. — Простишь?

Будто у меня есть выбор.

На раскрытой ладони мне протягивают жвачку в синей обертке с красным сердцем и желтым буквами.

Любовь это…

— Мама там борщ приготовила и заразы, — я вздыхаю и капитулирую окончательно.

Сдаюсь на милость победителя.

И победитель победно и радостно улыбается все семь этажей лифта, пока я ворчу, что он бирюк и бомж, с которым невозможно целоваться, поэтому ласты свои в мою сторону протягивать будет только после бритья.

Но предательская улыбка меня выдает, букет роз все же падает на пол.

И до квартиры мы добираемся еще нескоро.

[1] Х.К. Андерсон «Снежная Королева»

Глава 10

Суббота подкрадывается внезапно, сваливается сверху, как я, когда Лёнька, устав наблюдать за моими хаотичными метаньями по спальни, перехватывает и дергает на себя.

— Verweile doch! Du bist so sch"on![1] — он хохочет, а я воплю, что десять, проспали.

И Лавров меня укокошит.

Даже удивительно, что телефон до сих пор не разорвался от его звонков.

— Данька, сегодня суббота, — сквозь смех просвещает Лёнька, забираясь руками под топ, — ты совсем на своей кафедре заработалась.

Я мычу что-то невразумительно-согласное.

За вранье в аду мне, наверное, уже приготовлен персональный котел, но сказать правду я не решилась. Ни родителям, ни Лёньки.

Они бы вряд ли поняли.

Поэтому для них, оправдывая ежедневное отсутствие, я устроилась на кафедру микробиологии лаборанткой, потому что мне это интересно и посмотреть на практику хочется.

Очень.

Не замечая моего угрызения совести, Ленька перекатывается и подминает под себя:

— Два предложения: психи зовут на озёра с ночевкой, сегодня Ивана Купала, — он целует, и мы снова перекатываемся.

Теперь сверху я.

— А второе? — усаживаюсь удобней и с удовольствием наблюдаю как туманятся его глаза.

— Ты и я, и эта шикарная кровать, — Лёнька ухмыляется и меня вероломно щекочет.

Под мой визг мы снова перекатываемся, и второй вариант меня устраивает целиком и полностью, но Ромыч клянется меня проклясть, заверяя, что в его родне теперь есть настоящие потомственные ведьмы и с одной из них он даже живет, Вано напоминает, что на озёра мы собирались с зимы и уже я клялась поехать, а Лина угрожает пожизненным нб даже на тех лекциях, где я изредка присутствую.

Самые весомые аргументы, как всегда, у старосты, поэтому из постели приходится вылезти и начать собираться.

— Дань, ты уверена, что взяла только необходимое? — Лёнька навьюченным верблюдом, шатаясь от двух походных рюкзаков, вышагивает из подъезда.

— Конечно, — я отвечаю кристально честным взглядом и даже услужливо открываю багажник его джипа.

От спорткара, вспомнив куда и как ехать, Лёня решил благоразумно отказаться.

— То есть череп тоже необходим? — он уточняет скептически.

Блин, заметил.

— Мила просила взять.

— Слушай, а вы там все с прибабахом или нормальные все ж встречаются? — Лёня вопрошает без особой надежды.

— Смирись, мы еще нормальные, — я улыбаюсь и, встав на носочки, его целую, — и спасибо, что согласился поехать.

— Будто у меня был выбор, — Лёнька ворчит и с видом мученика тоскливо вздыхает, — кажется, я уже смирился и с постоянным присутствием этих психов в нашей жизни тоже.