Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ)

Пустую банку с обворожительной улыбкой я ему торжественно вручаю, с мстительным злорадством наблюдая, как он кривится и сторонится.

Лёнька вечером кривился также, когда я извела сметану у него дома. Нет, правда, сметана мне нравится больше и это забавней.

Посмотреть на реакцию Лаврова тоже было забавно, поэтому удержаться я не смогла, когда нашла в холодильнике почти просроченную банку.

— Да ты коварная личность, Дарья Владимировна, — он скептически хмыкает.

— Конечно, — сие я подтверждаю с еще более очаровательной улыбкой, от которой Красавчика передергивает, — маски только после свадьбы. Вам, кстати, на работу пора, Кирилл Александрович.

Димка звонит, когда я кладу себе подушку на лицо и издаю мученический вопль.

Дети — это чудища, монстры в ангельском обличье, любопытные исчадья ада, которые имеют тысячу и один каверзный вопрос.

Да меня на экзаменах не валили так, как суслики, прибежавшие от телевизора.

Сегодня что, международный день вопросов?!

Почему-почему-почему…

— Дань? — брат удивляется, поскольку вместо приветствия у меня вырывается страдальческий стон.

— Вот ты знаешь, почему глаза можно заморозить только при очень низкой температуре? — машинально повторяю последний вопрос Яны.

Повторяю, осознаю, и медленно убрав подушку с лица, а телефон от уха, подозрительно смотрю на нетерпеливо прыгающего около дивана суслика.

— Так почему? — Яна глядит требовательно.

— Данька, твои интересы меня, как твоего старшего брата, слегка настораживают. Ты точно прошла психиатра? — нарочито беспокоится заботливый Димыч.

Только я его не слушаю, я вкрадчиво интересуюсь у Яны:

— Монстры, вы чего там смотрите?!

— Дискавери! — радостно вопит Ян, вприпрыжку забегая на кухню и плюхаясь рядом. — Там про человека рассказывают, глаза и криконсервацию. Вот в глазах вода и они влажные. Так чего тогда не замерзают на холоде?

Димка хрюкает, слыша сусликов, и откровенно ржет.

— Данька, я тоже требую ответ. Почему глаза на замерзают, Дарья Владимировна? — строгим голосом, подражая па, вопрошает Димыч, но конец фразы смазывается его громким смехом.

Гад.

— Ну… — я задумчиво тяну, пытаясь хаотично вспомнить.

Суслики смотрят вопросительно-требовательно и ожидающе.

Димка вопросительно-требовательно и ожидающе слушает, и я отчетливо представляю сколько мне будет припоминаться, если я сейчас не отвечу.

— Ну, потому… — повторяю, осознавая, что ответ находиться не хочет, — что…

— Что? — Димыч коварен.

И я понимаю, что месть моя будет жестокой.

— Так почему? — вторят ему суслики с максимальным любопытством на рожицах.

— Потому что жидкость состоит не только из воды, там еще соль, — неуверенно сообщаю и, не слыша возражений, продолжаю, — а соленная вода не замерзает даже при низких температурах. Плюс в сосудистой оболочке много сосудов, они не дают замерзнуть.

Вот, всё.

Я, кажется, отделалась малой кровью, вот только суслики моргают, синхронно и недоуменно, переглядываются, и я понимаю, что не отделалась.

Очередные вопросы уже готовы.

— Дим, давай я тебе перезвоню? — спрашиваю с надеждой.

— Не-не, тут так интересно, мы всей ординаторской слушаем, не смей отключаться!

— Димыч, ты… ты…

— Твой любимый старший брат, — он самодовольно хмыкает, — тебе, кстати, от Ника привет с Андреем.

— Им тоже.

— А там еще сказали, что людей замораживают, креконсерва… криоканса… — Яна склоняется, заглядывая мне в лицо, хмурится, пытаясь выговорить, и дергает себя за косичку.

— Криоконсервация? — я догадываюсь тоскливо.

— Ага, — она охотно кивает и забирается мне на колени.

— Зачем людей замораживать?! — Ян виснет сбоку, обхватив руками за шею, и тормоша.

Все, суслики, сдаюсь.

Баста.

— Для потомков, — с протяжным вздохом я откидываюсь на спинку дивана, — и чтобы вы спросили.

— Каких потомков?

И вдох, Даша, выдох.

Вдох, и на выдохе я улыбаюсь — нервная улыбка тоже улыбка — и сообщаю монстрам:

— В холодильнике Нутелла, в детской бардак. Смекаете, суслики любознательные?

Руки от моей шее убираются, с колен моих сползают, и две рожицы одинаково недовольно вытягиваются, надувают обиженно губы и переглядываются.

— Детей шантажировать нельзя.

— И переводить разговор тоже.

— Паста вся моя? — игнорируя высказывания, я демонстративно заламываю брови.

Суслики сопят, суслики пыхтят, но жадность и любовь к шоколаду побеждает:

— Нет!!!

Топот убегающих ног с недавних пор, определенно, лучшая музыка для моих ушей.

Нервная улыбка становится довольной, и, прислушиваясь к шуму на втором этаже — спальня, детская и гостевая комната именно там, — я возвращаюсь к Димычу.

— Чего тебе, предатель?

— Знаешь, племянников твоих тебе я не доверю, — задумчиво хмыкает он.

— А они у меня уже есть?

— В будущем, Даня, слышала такое слово? Я на перспективу думаю.

— Молодец, перспективный мой. Ты за этим позвонил?

— Почти, — Димыч снова хмыкает, а я от удивления даже приоткрываю глаза и сажусь прямо, — у нас сегодня семейный ужин. В восемь, хочу вас кое с кем познакомить.

Ее зовут Алёна.

Ей двадцать три, у нее темные волосы, шоколадные глаза, смущенная улыбка и ямочки на щеках.