— Не я, — она со смешком открещивается и, пихая Эля, усаживается рядом, болтает ногами и, приставив руку козырьком, обращает свой взор на меня. — Даха, ты предана анафеме. Бойся, Кенгуру тебя зачислила в кровные враги.
— И за что же? — любопытствует, склонив голову, Эльвин.
А я пытаюсь вспомнить все недочеты и ошибки, но… столь масштабно накосячить я вроде еще не успела, поэтому на старосту смотрю вопросительно.
— А ты не понимаешь? — Лина смотрит с жалостью. — Кто корзины шоколада оставляет в сестринской?
— Ту, с которой тут Красавчик таскался? — Эль изумляется, и его лицо от сложения два и два медленно вытягивается. — Так он тебе ее принес?!
— Ага, ей. И Любочка на ядовитый вопрос Кенгуру, кому столько счастья, поведала, что Дарье Владимировне. Рассказать какая рожа стала у Юлии Палны? — Лина предлагает заботливо.
— Нет, — я отворачиваюсь, моргаю, и больничная аллея с соснами перед глазами начинает расплываться.
Счастья…
Конечно.
— В общем, на глаза тебе ей лучше сегодня не попадаться, — Лина за спиной вздыхает. — Собрание у главной медсестры через полчаса, поэтому когда идти расписываться за сегодня и отчаливать домой я тебе говорить не буду.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — она с энтузиазмом соглашается. — Эль, а хочешь, я тебя разочарую больше жизни?
— Не хочу.
— Жаль, тогда сам угадывай с трех раз кто сегодня дежурит.
Поворачиваюсь я вовремя и физиономию Эльвина с целой гаммой неописуемых эмоций увидеть успеваю.
Жаль для потомков запечатлеть не успею, такие кадры пропадают…
— А у тебя в пятницу, — это Лина напоминает мне и встает с явным чувством выполненного долга и окончательно испорченного настроения. — Не забывайте, я график так-то скидывала, а вы все как обычно не видите. Вот…
— … для кого я все это пишу?! — мы с Элем, передразнивая возмущенную интонацию Лины, перебиваем ее отрепетированным хором.
— Детский сад… — Лина закатывает глаза.
И уходит она под наш дружный смех и обмен «пятюнями».
— Иногда ее хочется убить, — Эль выдыхает с мечтательной кровожадностью.
— Не свирепствуй, она просто очень ответственная, — на его улыбку не ответить невозможно и, вытащив телефон, я снова слышу, что вызываемый абонент не отвечает…
Или вне зоны доступа.
— А я просто жутко безответственный, — Эльвин, пряча проступившую на миг серьезность и напряжение, корчит страшную физиономию и протягивает руку, — помоги старику встать и доковылять до пропитания!
— Ты старше меня на два месяца, старик, — я усмехаюсь и за конечность милостиво дергаю.
И вместо добросовестного возвращения к швабрам и тряпкам, мы стягиваем халаты и перебежками удираем в магазин.
Ночь у Эля будет длинной, и куковать на больничной еде эта неженка отказывается наотрез и с криками.
Суслики встречают недоверием.
И первой меня замечает Яна. Она отплясывает в ярком летящем наряде, с огромным маком в распущенных волосах, кружится и замирает, когда наши взгляды встречаются в огромном зеркале.
Яна моргает, улыбается сначала неуверенно, а потом широко, и пока с радостными воплями несется ко мне через весь зал, я успеваю подумать, что жаль.
Даже больно.
Расставаться с этими двумя монстрами, у которых родители должны прилететь уже на следующей неделе. В понедельник врачебный консилиум, и Ника уверена, что Виктора признают транспортабельным.
Всё, моя так неожиданно свалившаяся работа няни подходит к концу.
Больше я не увижу ни сусликов, ни Красавчика…
— Ты пришла!!!
Под слишком бурным восторгом Яны я покачиваюсь, но на ногах удерживаюсь и на руки монстра подхватываю. И второго монстра, что поднимает голову от машинок и вскакивает, вижу.
— Кирилл пообещал, что ты придешь, и ты пришла! — Ян обнимает за ноги, поднимает голову.
И по светлой макушки я его треплю с невольной улыбкой.
— Конечно, пришла, вы мне обещали показать свои поделки. И, монстры, я жду: кто выиграл целую корзину Киндеров?
Я делаю крайне заинтересованное лицо и смотрю на них с нетерпением. Похвастаться победой их законное право.
И суслики счастливо хвастаются, притаскивают черепаху и Пинки Пай, жестикулирует, рассказывая всю дорогу до дома как они волновались, как готовились, как рассказывали, а Кирилл их снимал для мамы с папой и как Кириллу с утра пришлось завязывать Яну бабочку, ибо рубашку без бабочки нельзя…
— Я сам хотел, — суслик важно поджимает губы и задирает нос, — мы с ним не говорили, Кирилл тебя обидел!
— Но сам ты не смог, — Яна его пихает и язык показывает, дергает меня за руку и на платье свое указывает, — а я смогла!
Смогла.
И Лавров внес свою лепту только в прическу, к моему великому ужасу. Лучше б он как обычно с грехом пополам соорудил ребенку хвост, а не косички, как у настоящей принцессы.
Где он принцесс с такими косичками видел, я еще спрошу.
— Подумаешь, — Ян обиженно сопит, — зато ты маме на него нажаловалась. Ябеда!
— Я не жаловалась! — Яна возмущается, и я ее тяну в сторону, не давая пнуть брата, и на искренность в огромных глазах не введусь. — Даша, я только сказала маме, что Кирилл тебя обидел и ты больше к нам не придешь!
— Ты ревела, а мама на Кирилла наругалась, она назвала его дураком!