Няня по контракту (СИ)

— Вы ещё живы? — приподняла брови эта стерва, что когда-то у меня почти в подругах ходила, советы раздавала, учила жизни.

— Не дождёшься! — по-боевому заложила руки в боки наша старушка.

— Мама? — спросил невесть откуда взявшийся Медведь. Брови не хмурил, лицо растерянное, отчего вдруг стал ребёнок ребёнком, совсем маленьким мальчиком, который не знал, что делать.

— Иди ко мне, дорогой! — раскрыла она объятья, курица крашеная. Мишка неуверенно шагнул вперёд. Появившийся Ромка отчаянно жался к моим ногам и смотрел на тётку во все глаза. Судя по всему, незнакомую тётку. Вряд ли он её помнил. Сколько она здесь не появлялась?

— Ромочка, я твоя мама! — заявила Алёна-Елена. — Иди, обниму.

Ромка не шелохнулся. Только сильнее вцепился в мою ногу.

— Ты чё припёрлась? — проявила чудеса цепкости бабуля и вырвала Мишку из её рук.

— Я, между прочим, жена Димы и мать детям, — заявила злорадно эта… горгулья. Я видела, как они сцепились с баб Тоней взглядами. — И не тебе, сумасшедшей старухе, решать, когда мне возвращаться в собственный дом.

Жена? Мать? Нет, я и так всё поняла, но только сейчас дошло.

— А в прошлом, я так понимаю, ты со мной дружила, чтобы рядышком быть и плацдарм для будущей счастливой жизни готовить.

Она нехотя перевела взгляд на меня. Снова посмотрела, как на блоху.

— Так получилось, Ань. Ты ж самоустранилась, бросила Диму, свинтила в счастливое далёко, а я осталась рядом.

— Утешала, значит.

— Всегда есть кто-то, кто поддержит и пожалеет, а не предаст и удерёт, сверкая пятками.

В голове моей — всполохи. Это ж она без конца твердила, что Димка — ветреный и ненадёжный, что гуляет за моей спиной. Вливала яд в уши. Тыкала Кристиной в нос, как паршивой кошкой.

— Ты обманывала меня! Сеяла сомнения и подозрения! — доходит до меня, как до жирафа.

Алёна приподнимает брови. Снова эта снисходительная жалость в её глазах.

— Кто мешал тебе с ним поговорить по душам? У каждого свои цели в жизни, дорогая Аня. У тебя были свои, у меня — свои. И не моя вина, что ты слабачка, не умеющая за своё постоять. А теперь… кто ты и кто я? Ты обслуга, а я — жена.

Эти слова бьют по больному, ранят, убивают, унижают. Жена… Иванов никогда не говорил, что свободен, да. Я-то думала, что жена у него умерла — выразился же он как-то туманно, что у детей нет матери. Именно поэтому я что-то не то поняла. Как же нет, если есть? Живая, очень даже холёная и, судя по всему, ни в чём не нуждающаяся.

И тем не менее. Уже один раз я её слушала и оступилась. Поэтому…

— Иди к маме, Рома, — растягивает красные губы в фальшивой улыбке Алёна.

— Не хочу! — упрямится ребёнок и за ногу мою цепляется так сильно, что невольно думается: надо же, сколько сил в пятилетнем малыше… — Ты плохая и злая!

— Видала? — шипит баб Тоня, что на время куда-то бегала. — Дошлялась? Дети тебя не узнают, ты для них никто, пустое место!

— Ну, это мы ещё посмотрим! — шагает уверенно Алёна вглубь квартиры, а затем, оборачиваясь, холодно бросает через плечо: — А ты — вон. Больше в твоих услугах никто не нуждается. Я скажу Диме, чтобы выписал тебе выходное пособие.

На миг — немая сцена. Баб Тоня жалкая, старушка сухонькая, Мэри Поппинс на пенсии. Мишка стоит застывший. На лице у него — противоречивые чувства. Ромка в ногу мою вцепился.

— Не отдавай нас! — вдруг начинает он реветь белугой, и меня отпускает.

— Я никуда не уйду, — говорю твёрдо. — Не ты меня на работу брала, не тебе увольнять или вообще моей жизнью распоряжаться. Вернётся Дмитрий Александрович — тогда и решим, кто тут на месте, а кто лишний.

— Посмотрим, — кидает она на меня пренебрежительный взгляд и продолжает своё шествие. Нос свой везде суёт, комнаты разглядывает.

— Ты ей не верь, Ань, — шепчет быстро-быстро Баб Тоня, — врёт она всё! Дмитрий с ней развёлся. Не жена она ему. За дверь надобно и гнать взашей!

— Она наша мама, — хмурится Мишка. Подслушивал. Впрочем, мы и не таились. Стоим в коридоре, как бедные родственники. Я Рому на руки взяла, успокаиваю.

— Не плачь, Лунтик, — вытираю его мокрые щёки. (Это у нас игра новая, Ромка «играет» Лунтика. Мы из пиратов плавно перебрались в космос, теперь у нас полёты во сне и наяву, еда исключительно для космонавтов). — Никто тебя никуда не отдаст и не заберёт. А папа вернётся — всё образуется.

Я очень хочу верить во всё, о чём говорю.

— Привечать или выгонять из дома могут только хозяева, — говорю я баб Тоне, — а мы тут все, кроме детей, как ни крути, на птичьих правах.

— Ла-а-а-адно, — задумчиво тянет наша боевая единица, мудрый астронавт Искра, и снова куда-то исчезает.

Следом уходит и Мишка. Глаза прячет. Вижу: мать ищет. Сколько они не виделись и почему? Что случилось в этом, на первый взгляд, благополучном царстве-государстве? Почему Алёна решила вернуться именно сейчас?

Я задавала сама себе один вопрос за другим, прислушиваясь к тому, как постепенно успокаивается Ромашка. Он категорически не желал, чтобы я его из рук выпускала. Теперь он за шею мою вцепился.