— Шмелев Илья Федорович, — отрывисто бросает Дункан.
— Точно? — переспрашиваю настойчиво. — Может, Федор Ильич?
— Нее, точняк, — сипло уверяет Таврида. — Я документы видел. Мне из «Опала» скидывали скан паспорта. Этот мажор туда с бабой заселялся. Она еще пела у нас в театре. Типа с ней на гастроли приехал. Ну и заодно залог проверить.
— Странно все это, — цежу я задумчиво. — Многоходовочка, блин!
— Да какая разница, Назарет?! — чуть ли ни хором басят мои оппоненты. — В суд подай, отыграешь назад свою землю.
«А жену? — вскидываюсь мысленно. — Кто мне вернет Веронику?»
Сдерживаюсь изо всех сил. Поднимать тему убийства нельзя. Равно как и заводить разговор о Линаре. Ну, были вместе в театре, подумаешь! Никто не должен знать, как она дорога мне. Тем более сейчас, когда в больнице нет охраны.
— Нужно найти Синявкина, — бросаю я отрывисто. — У очень уважаемого человека был похожий прецедент с ФИШТ-банком. Только в том случае задействован был другой Шмелев. Но мне кажется, там схема отработанная. — Землю я верну, пацаны, — заверяю я вражеский лагерь. — Вот только и вы под ударом. Проверьте, все бабки целы? Векселя тоже.
По тому, как переглядываются Олег с Витькой, я понимаю, что попал в цель.
Бинго, дорогие товарищи!
— Поднимайте своих орлов и ищите вашего компаньона…
— Откуда дровишки? — морщится Таврида. — Я по своим источникам пробивал…
— Мы с тобой, Витя, караси. Плаваем в маленьком прудике. И наши источники, — вздыхаю я, стараясь подобрать сравнение пообидней, — это две речки-говнярки, сливающие нам на голову свои помои. А есть большие реки, и там ходит рыба покрупнее.
— Кто, например? — быстро обрывает мои пространные речи Дункан.
— Я тут по одному делу общался с Педагогом…
— Да ты гонишь! — вскрикивает Таврида.
— Гляди, — показываю сделанную на память фотку.
— А как ты на него вышел? — задумчиво чешет репу Дункан. И в осоловевшем взгляде мелькают остатки разума.
— У нас общие друзья, — ухмыляюсь довольно. — Вот летали развеяться в Эйлат. Потрепались за жисть…
— Он уже на пенсионе, — морщит нос Таврида. Этого точно фотками не купишь.
— И это к лучшему, — соглашаюсь я. — Вот только из песни слов не выкинешь. У ФИШТ-банка и Педагога были давние терки. И закончилось все, как и с нашим Синькой.
Перевожу взгляд с одного на другого. Самодовольство на лицах сменяется неподдельной тревогой.
— Мое дело — сторона, пацаны, — заявляю спокойно. Слишком спокойно. — Ищите товарища и свои бабки. Иначе кто-то из вас сядет.
Смотрю задумчиво на занавешенное окно, за которым уже полным ходом властвует утро.
«Сразу поеду в больницу, — решаю я. — Сколько сейчас? Семь? Или половина восьмого? Домой не успею заехать».
— Я одно не пойму, Назарет, — гаденько усмехается Таврида. — Тебе какой резон? Что ты так за Синьку печешься?
— Не люблю, когда мою работу делают другие, — бросаю резко.
Проводив дорогих гостей, выхожу на крылечко кафе и пустым взглядом пялюсь на восходящее солнце. От яркого розового света становится не по себе. Аж паника затопляет сердце.
«Твою мать, — думаю, усаживаясь на заднее сиденье Мерса. — Не погорячился ли я с этой встречей? И куда оно все вывезет!»
— В больницу, Ступа, — говорю водителю и раздраженно наблюдаю, как впереди усаживается Трофим. Мой старый друг и зам что-то спрашивает. Но я не отвечаю. Все пытаюсь разобраться со своей неугомонной чуйкой. Почему я так очкую, мать вашу!
На негнущихся ногах захожу в больницу и сразу же спрашиваю в регистратуре.
— К Ковалевой как пройти в гинекологию? Пускают, или она сама сможет выйти?
— Она лежачая, — мотает головой медсестричка. — А вы кто? — спохватывается запоздало.
— Муж, — отвечаю как на духу и спиной чувствую веселую ухмылку Трофима.
— Муж? — удивляется девчонка. — Неправда! Муж ее находится с ней. Такой пожилой дядечка, — шепчет она чуть слышно и добавляет заговорщицки. — Там вокруг люкса, где она лежит, полно охраны. И нам главный врач строго-настрого велел никому пропуска в отделение не выписывать без разрешения старшей медсестры.
— Что? — выдыхаю я, собираясь разнести тут все к ядреной матери. — Что ты несешь, девочка?
— Документ предъявите, что вы муж. Свидетельство о браке или штамп в паспорте?
— Пойдем, — тянет меня за рукав Трофим. — Пойдем, Серый. Нужно подумать, как нам выцарапать твою девочку. Ты же сейчас только сыграешь на руку противнику.
— Да, конечно, спасибо, — киваю я девчонке и своему заму. Даю вывести себя из больницы и усадить в машину. И уже дома, взяв плачущего сына на руки, даю клятву самому себе и Линаре.
«Мы будем вместе, любимая!»
И застываю на месте, как вкопанный.
Может, Линара передумала оставаться со мной? Решила вернуться к мужу?
«Тогда бы она не сохранила ребенка, — подсказывает мне внутренний голос. — Скорее всего, они поговорят со Шмелевым, и он даст ей развод. Нужно только подождать. Ну и подстраховаться немного».
17
Линара
Поезд «Иркутск-Москва». Мягкий вагон.