— Они сумели меня удивить, — признал Борис. — Раскачивая это болото, Боксёр делал ставку на алчность, на желание заполучить богатства, которые скудоумные обитатели трущоб приписывают жителям Сити, на желание пить чистую воду и досыта есть… Но эпидемия отняла эту мотивацию, ведь мёртвым чистая вода ни к чему, и я предполагал, что трущобное быдло с покорностью примет свою судьбу. А они пошли в бой. И не просто пошли, а остервенело полезли.
— Ты загнал их в угол, — пожал плечами начальник штаба. — В таких обстоятельствах даже хомячки начинают кусаться.
— Хомячкам свойственно, — не согласился герцог. — А в трущобах до сих пор жили трусливые подонки, способные лишь на удар в спину.
— Значит, они вспомнили, что люди. — Север усмехнулся. — Но им это не помогло.
Потому что атака захлебнулась.
Великолепная, невозможная и невозможно удачная атака, позволившая банде Перелётных снести восточные ворота и ворваться в Сити, захлебнулась на второй линии обороны, на танках, которые Бухнер вывел на улицы, на дотах, из которых вели кинжальный огонь крупнокалиберные пулемёты. На шквале огня, что устроили солдаты и ополченцы. Захваченный бунтовщиками плацдарм был засыпан гранатами и ракетами, залит огнемётами, миллионы раз прошит пулями и осколками. Сюда были брошены последние резервы — теперь в распоряжении Дюка оставалась лишь рота личной охраны, — но задача была выполнена.
Атака захлебнулась.
А остальной периметр стоял крепко.
Дождь смешался с кровью и отравой Лауры Най. Убитые и умершие, раненые и умирающие лежали рядом, и кто знает, чем закончится это жуткое смешение смертей? Сколько беды оно принесет?..
«Что станет с моей столицей?»
Осознание учинённой мерзости жгло Бориса изнутри, но, глядя на то, с каким трудом его люди отбивают штурм, он находил всё больше и больше слов в своё оправдание. Он испытывал сложное, невероятное чувство раскаяния за ужасающе правильный поступок. Он ощущал себя святым подонком.
— В противном случае Сити был бы разрушен…
— Что?
— Как проходит вакцинация? — громко спросил Дюк, поворачиваясь к начальнику штаба.
— Планово… — Север приложил к уху рацию, помолчал, слушая очередной доклад, кивнул и с улыбкой посмотрел на герцога: — У нас прорыв в центральную башню.
— Очень достойно, — с уважением отозвался Борис. — Боксёр?
— Скорее всего. Он уже захватил один контейнер и сейчас, похоже, собирается в лабораторию.
— Я давно говорил, что кто-то из наших сливает Боксёру информацию.
Начальник штаба поморщился, кивнул, показывая, что помнит о необходимости усилить контрразведку, вновь поднёс к уху рацию, выслушал несколько фраз и продолжил:
— Они пощадили пленного офицера, который отвечал за контейнер, и он доложил, что спутник Боксёра весьма интересуется Лаурой.
Сообщение заставило Бухнера умолкнуть. Он прошёл за спиной оператора дронов, мимо стола, на котором была расстелена карта города, задержался у второй, огромной и очень подробной, той, что висела на стене, цыкнул зубом — всё это время герцог потирал указательным пальцем кончик носа, что было у него признаком глубокой задумчивости, — и затем протянул:
— Старые грехи похожи на привязанный к шее камень: как ты ни старайся, рано или поздно они утянут тебя на дно.
— Согласен, — сдержанно ответил Север.
— Я гарантировал ей безопасность от себя и от обитателей трущоб… — На мгновение, на одно-единственное мгновение в глазах Бориса вспыхнул огонь, и начштаба понял, что герцог сам не прочь прикончить красивую тварь. Но не смог нарушить слово… — Сделаем так: группу противника пропустить, позволить им воспользоваться лифтом, атаковать на любом уровне, кроме восемьдесят четвертого. Охрану с вертолётной площадки убрать.
Он гарантировал суке безопасность от себя и обитателей трущоб, но в их договоре ни слова не было сказано о камнях, что оказались на красивой шее Лауры в далёком прошлом…
— Чисто!
— Можно!
Лаура улыбнулась, кивнула, давая понять, что согласна с услышанным, и они двинулись дальше. Пока — по широким коридорам и таким же широким лестницам центральной башни ДылдаСити, и одновременно — прочь из него, из города. Каждый шаг приближал их к конвертоплану, но, учитывая, что бунтовщики уже несколько раз появлялись во внутреннем городе, опасность могла таиться за каждым углом, и телохранители Лауры принимали максимальные меры предосторожности.
— Чисто!
— Можно!
Конвой состоял из двенадцати человек. Двое в авангарде ощупывали дорогу взглядами и сонаправленными со взглядами стволами. Двое замыкали небольшую колонну, удерживая на прицеле пройденные двери и коридоры. Четверо самых крупных солдат живым щитом окружали Лауру, а трое несли контейнеры с гонораром. Золото и радиотаблы, которыми Дюк расплатился за смерть ненавистных отбросов. В каждом контейнере лежало столько, что хватило бы всем охранникам Лауры до конца жизни, однако женщина безбоязненно вверяла им и себя, и деньги — все телохранители Най были инфицированы. Ничего личного — просто мера предосторожности.