Нибиру. Пробуждение

Ветров каждый день несколько раз слушал новости по старому, с неведомых времен оставшемуся приемнику, все ждал, не передадут ли обстоятельства расследования? Не передавали. Если против кого с самого верха — так дело настолько трудное, почти невозможное, какие доказательства ни найди… И вполне возможно, что доброхота из ФСБ уже самого давно на свете нет. Или же — все его слова — откровенная липа с целью убрать свидетелей куда подальше. Но тут-то зачем? Ветрова без лишних заморочек можно было услать куда по приказу, Батурину — залечить, ее без того так лекарствами накачали, до сих пор в себя прийти не может, а дед… Да кому он нужен и кто ему бы поверил?

Зато постоянно шла речь о все новых катастрофах по всему земному шару. На заговор против России списать недавние взрывы, как ни крути, не получалось. Тогда уж на заговор против человечества. Но кому оно надо? Кто может задумать такое, да еще встать во главе?

На беду, Ветров был типичным военным. Распутывать тайны он не любил. Предпочитал четкие приказы. И сейчас остро чувствовал свою несостоятельность. Не понимал он происходящего. Не понимал, и все.

Нынче Роман снова сидел все на том же взгорке. В обычных джинсах и майке, с небольшой, лишь начинающей расти бородкой. Курил, бездумно смотрел на воду. Пустота…

Ладно, хоть Елене перед выездом из Питера успел звякнуть из автомата. Предупредить, чтобы срочно срывалась из Питера, пока это возможно. Может, успела? Вроде девица неглупая, должна понимать — с атомом шутки плохи. Теперь о ее судьбе не узнаешь. Тут родителям боишься позвонить.

— Можно?

От голоса Батуриной старший лейтенант невольно вздрогнул. Спецназ, твою мать! Так и приближение смерти проворонишь!

И лишь затем дошло, что журналистка впервые стала походить на живого человека, а не на зомбированную куклу. Еще сегодня за обедом даже ела, словно подчиняясь командам, не ощущая вкуса, не понимая, с кем сидит за столом, говорила, почти не понимая значения слов. А тут даже подобие румянца появилось на щеках. Словно вдруг стала оживать, выходя из долгого лекарственного транса.

Как-то странно — журналистка, по самой профессии своей просто обязанная вести себя раскованно и свободно, а тут смущается, как красна девица. Вот что порою медицина с людьми делает…

— Конечно. — Ветров по въевшейся в плоть привычке поднялся.

Отец с этой стороны воспитывал строго и на эмансипации и феминизм плевал с высокой колокольни. В присутствии стоящих представительниц слабого пола не сидеть, при выходе из транспорта обязательно подавать руку, ни в коем случае не материться…

Батурина села прямо на траву. Была она в том же наряде, в котором вела злополучный репортаж со станции, — джинсы, топик, только все давно постиранное. Все лучше, чем великоватые штаны и рубашка из скудного гардероба Романа. Еще ладно, кое-что из женского белья было прикуплено по дороге, вдали от Петербурга в каком-то магазине сразу позабытого городка.

— Река… — Журналистка вздохнула, словно никогда не видела небольших речушек.

— Сразу скажу — мелкая. — Ветров присел рядом.

Не вплотную, чтобы чего не подумали, но и не далеко. Надо сказать, при всей внешней привлекательности женщины никакой тяги к ней он не испытывал. В памяти были свежи ее попытки уничтожить станцию. Пусть заведомо ложные, отвлекающие внимание, но все-таки…

Раз она ген-измененная, проще говоря — зомбированная, кто знает, чего вообще ждать? Не человек, робот с неизвестной программой. Да еще вложенной непонятно кем. О том, кто такие Отцы, телеведущая так и не вспомнила, да и не знала, наверное, равно как и причин своего, как говаривал Сохан, «недуга». Судя по всему, в истинном положении вещей кроме тех самых загадочных Отцов не разобрался еще никто. Даже по радио официальные лица до сих пор не назвали каких-либо предполагаемых виновников нападений. Как не рассказали и подробностей. Обычное дело. Полное впечатление — все было устроено небольшими группами террористов, пробравшихся на территорию Федерации. И ни слова о погибших там солдатах. Иначе надо будет признать — предпринятые меры не дали результатов, и хваленая армия отнюдь не блещет мощью. Проще уж свалить на то, что приказ об усиленной охране был дан, но по халатности дошел слишком поздно, и войска просто не успели достигнуть намеченных объектов.

— Мелкая? — переспросила журналистка. Она вообще постоянно переспрашивала, а то и просто повторяла, следуя профессиональной привычке, последние слова диалога.

— Вам по пояс будет, — улыбнулся Роман, вспомнив старый фильм.

Фильма Батурина явно не смотрела, юмора не поняла, но все же ее губы чуть расплылись в робкой и очень трогательной улыбке.

— Мелко… — и без всякого перехода. — Я болела, да? Почему я здесь? Вы ведь доктор? Нет, не доктор. Я что-то смутно вспоминаю…

На лице Людмилы возникло мучительное выражение. Она пыталась увидеть кусок прошлого, но пока не могла. Даже жалко ее стало — несмотря на случившееся на станции. Но много ли там ее личной вины? И вообще, когда журналистка была собой?

Бедная женщина!