Я забеспокоился о здравом уме этой женщины. Как ей пришло в голову, что я
На самом деле мне жаль, что Нора рассказала ей о том поцелуе. Не потому, что я хотел что-то скрыть от Дакоты, просто кое-что и вправду лучше не знать. Я по-прежнему держу дистанцию: между нами расстояние в две подушки.
– Я не забыл тебя, – спокойно ответил я, – но ты не оставила мне выбора, Дакота. С тех пор как ты переехала, мы почти не общались. Это ты порвала со мной, помнишь?
Я смотрел на нее. Она не поднимала глаз.
– Когда ты поступила в академию, ты хотела сосредоточиться на себе. Я понял. Я оставил тебя в покое, и ты не сделала ничего, чтобы остановить меня. Ты вообще не пыталась как-то сохранить контакт между нами. Ты ни разу не звонила первой, не сразу отвечала на мои звонки. Теперь ты сидишь передо мной и ведешь себя так, как будто я злодей, потому что сходил с кем-то в бар.
Пора прикусить язык, возможно, все обойдется. Я действительно не хочу с ней ссориться. Я просто хочу открыто и честно поговорить.
Она прожгла меня взглядом.
– Значит, ты
Меня чертовски огорчило, что из всего сказанного она услышала только это.
Я старался проследить хоть какую-то логику в ее обвинениях, но я не знал, что именно Нора рассказывала ей о нас. Весь вечер я снова и снова повторял, что мы с Норой не встречаемся, но она не слушала. И вот теперь предлагает мне придерживаться некого нового стандарта поведения и не встречаться с девушками, хотя раньше ни разу об этом не заговаривала.
Будь она на моем месте, я бы ей поверил. Я знал Дакоту достаточно хорошо и не стал бы сомневаться, что она говорит правду. Она все усложняет. Зачем?
– Прекрати врать. – Она взмахнула руками, и на запястьях зазвякали металлические браслеты. – Я понимаю, Лэндон, она старше и она красивая и дерзкая, мужчины таких любят. Тебе тоже это нравится, и ты нашел мне замену.
Я мог сидеть и злиться, слушая, как она придумывает объяснения тому, что произошло, или мог прикусить язык и вспомнить, что она пьяна, расстроена и в последнее время у нее было много проблем.
Я со вздохом поднялся с подлокотника дивана, опустился перед ней на колени и посмотрел в лицо, на котором читалась непреклонность.
– Я никогда бы не солгал тебе о чем-то таком. Я говорю правду.
Ее руки лежали на коленях, и я взял их в свои. Прикосновение к ее холодной коже навеяло воспоминание: мы в пятнадцать лет обжимались на заднем дворе. Ее руки закоченели, и она засунула их под мою рубашку, чтобы согреть на теплом животе. Мы целовались, и целовались, и не могли остановиться, и вернулись в дом, только когда промерзли до костей, но нам было плевать.
– Я могу тебя кое о чем спросить?
Ее голос стал мягким, и я почувствовал, как что-то тает внутри меня.
Я ее обожаю.
Я конченый человек.
Всегда был.
Всегда.
Дакота глубоко вздохнула и, вытащив одну руку, заправила волосы за ухо. Я перевернул другую руку ладонью вверх и проследил пальцем линии на ее коже, потом шрам. Дакота инстинктивно дернулась, и во мне пульсирующей болью отозвалось другое воспоминание.
– Ты скучаешь по мне, Лэндон?
Я по-прежнему сжимал ее мягкие и нежные руки.
Этот момент казался знакомым, но необычным. Как это возможно?
Скучаю ли я по ней?
Конечно, скучаю.
Скучал с тех пор, как переехал в Вашингтон. Я рассказал, как сильно мне ее не хватало, как я хотел все это время узнать, как у нее дела и что происходит в ее жизни.
Наклонившись ниже, я повторил ее вопрос:
– А ты скучаешь по мне? – Не оставив времени для ответа, я продолжил: – Мне нужно это знать, Дакота. Я думаю, более чем очевидно, что я скучаю по тебе с самого отъезда из Мичигана. Я скучал по тебе до и после того, как ты приезжала ко мне в Вашингтон. Я бы сказал так: то, что я пересек всю страну, чтобы быть с тобой, доказывает это.
Она, казалось, на мгновение задумалась над сказанным. Бросив на меня мимолетный взгляд, Дакота молча смотрела в пустоту. В тишине тикали настенные часы.
Наконец Дакота заговорила:
– Но ты скучал по мне? Или ты просто думал обо мне по привычке? Ведь было время, когда я буквально ничего не могла сделать без тебя и ненавидела свою беспомощность. Я хотела доказать себе, что я могу быть самостоятельной. После смерти Картера я вцепилась в тебя, а когда ты меня оставил, я все потеряла. Ты был моим надежным причалом, а переехав в Вашингтон, забрал с собой мою защищенность. Но потом, когда ты сказал, что будешь учиться со мной в Нью-Йорке, я почувствовала, что могу застрять на этом надежном причале. Что навсегда останусь ребенком. Не будет никаких приключений, ничего неожиданного не произойдет, пока ты рядом – потому что ты всегда меня спасешь.