Ничего интересного

Я не ответила. Мое сердце билось как бешеное. Я обожала играть. Даже в юношеской лиге, с девушками моложе меня, но и вполовину не такими умелыми; даже с мужчинами, которые соглашались со мной сразиться; неважно, в каких условиях, — мое сердце начинало колотиться. Как будто я не могла поверить, что мне это позволено, как будто это в последний раз. И я обожала это чувство.

На этот раз Мэдисон подошла совсем близко, и я увела мяч подальше от нее. Это не помогло — она с легкостью следовала за мной, не отставая. Я сделала ложный выпад, бросок, и Мэдисон, даже не подпрыгнув особо, задела мяч кончиками пальцев, сбив траекторию. Тот ударился о кольцо и отскочил. В два шага Мэдисон перехватила его и понеслась. Я опустилась, согнула колени, расставила руки. Она проскочила мимо, ударив мне в плечо так, что я закрутилась на месте, и сделала бросок в прыжке, мяч отскочил от кольца и упал в корзину.

— Ура, — тоненько пискнул Тимоти, и Роланд с Бесси повернулись и нахмурились.

— Отлично, — сказала я.

— Повезло, — признала Мэдисон. — Ты не растеряла хватку.

— И ты тоже.

— Мы жжем.

— Да, — согласилась я.

И она проскочила мимо меня, как чертова газель, и подпрыгнула так высоко, что на секунду я подумала: будет данк. Она сделала бросок из-под корзины, и на этот раз все трое детей хором воскликнули:

— О-о-о-о!

Я покраснела, немного разозлившись. И только поймав мяч после двухочкового, глядя в глаза Мэдисон, я поняла: мы действительно играем. Это матч. И одна из нас победит, а другая проиграет. И я хотела победить. Я правда хотела победить.

Так оно и продолжалось, очко за очком. Мне в общем удавались подачи, к корзине было не подойти. Мэдисон пользовалась своим ростом, вынуждая меня готовиться к атаке, а сама кручеными бросками с прыжком забрасывала мяч за мячом. За весь матч разница была не больше двух очков. Дети упоенно следили за нами. Тимоти подвинулся ближе к брату и сестре, убедившись, что они не собираются его есть или, боже упаси, пачкать ему штанишки.

Ничья, девять — девять, и я только что поймала мяч после того, как подача Мэдисон отскочила от корзины.

— Дьявол, — пробормотала она.

Мы к этому времени были разгоряченные, вспотевшие: Мэдисон потому, что перед этим плотно занималась аэробикой, а я потому, что вообще-то не тренировалась с тех пор, как переехала в поместье. Я повела мяч, пытаясь разглядеть дыру в защите, руки как будто стали резиновыми. Мэдисон стояла передо мной наготове.

— Давай же, Лилиан, — напряженно сказала Бесси. Она втянулась в игру сильнее, чем мне хотелось.

Я взглянула на детей.

— Глубокий вдох, — напомнила я им: как бы они не загорелись от возбуждения.

От этих слов Мэдисон бросила нервный взгляд на Тимоти. И если бы в этот миг я пошла на корзину, забила бы без труда, но я дала ей собраться. Повела, прокрутила мой любимый маневр с шагом назад и сделала бросок, тут же осознав, что он не удастся. Побежала к корзине. Мэдисон, почувствовав давление, развернулась и тоже побежала. И, как я и думала, мяч отскочил от кольца и прыгнул на площадку. Я почти дотянулась до него, когда что-то твердое врезалось мне в лицо. Казалось, из глаз посыпались искры, острая боль разлилась в голове.

— Ох, черт! — вырвалось у меня.

Я прижала ладонь к левому глазу и услышала, как Мэдисон вторит:

— Ох, черт, прости!

Я стояла, прижав к глазу ладонь, как будто могла запихнуть боль обратно. Но это не сработало. Когда боль наконец превратилась в пульсирующее давление, с которым можно было справиться, я посмотрела на Мэдисон, которая держала мяч.

— Что случилось? — спросила я.

— Она тебя в лицо ударила, — доложила Бесси, — локтем.

— Случайно, конечно, — заметила Мэдисон. — Черт, ты меня прости, Лилиан.

— Как на вид, все плохо? — спросила я, и Мэдисон немедленно закивала.

— Да, боюсь, плоховато.

— Это нечестно! — сказал Роланд, но я отмахнулась.

— Она случайно, — кивнула я в сторону Мэдисон. Но я помнила, как она играла в школе: небрежно, безо всяких усилий, пока не нарастало давление. Тогда она начинала распускать локти, не стеснялась играть грязно ради победы.

— Это из-за роста, — объяснила она, начиная вести мяч. — Ты у меня прямо под локтем.

— Ничего, — сказала я, прощупывая лицо вокруг глаза и морщась. Мне не хотелось ее убить, но ужасно хотелось выиграть.

— Я могу отдать мяч, — сказала она. — Если хочешь, зачтем это нарушением.

Ух, нет, может, я все-таки была готова ее убить, но что мне оставалось? Дети смотрели. Это просто игра.

— Да нет, ты поймала мяч от корзины. Давай.

Я уперлась кроссовками в пол, сильно, зная, что Мэдисон загонит меня к корзине, чтобы измотать, чтобы понять, что со мной можно сделать. Она стояла на трехочковой линии и, пожав плечами, начала вести. А потом, как из ружья, выстрелила идеальной подачей, издалека, намного дальше, чем ей обычно удавалось. И все. Мэдисон победила. Я проиграла. Я играла хорошо, но она лучше.