– Да, он мне писал насчет какого-то фон-барона, который вроде знал там тебя... Так я не очень все-таки уяснил – это у тебя прямое было задание по комсомольской линии идти к ним работать? Кривошеин тебе приказал?
– Что значит, «приказал»... Сказал просто, что это нужно, что хорошо бы иметь там своего человека... В общем, да, я восприняла это почти как приказ. Да что мы тогда соображали? Сколько людей погибло из-за этой проклятой подпольщины, бессмысленной, никому не нужной...
– Извини, я позвоню, – сказал Дежнев, – забыл совсем...
Встав, он подошел к письменному столу, набрал номер.
– Комендатуру мне... Козловский? Да, это я. Ну что там, никаких чепе? Слушай, я не приду сегодня – дома буду, тут ко мне приехали... Да нет, старая знакомая. Одноклассница моя, говорю, учились вместе. В общем, если что – я здесь. Что? Буду, ясно, куда деваться... добро, передам. Ну, до вечера...
– Ты прямо с корабля на бал, – сказал он, положив трубку, – тут у нас сегодня небольшой сабантуй...
– Небольшой что?
– Сабантуй, говорю, вечеринка, по случаю дня рождения одного из наших офицеров. Старик будет, командир полка, увидишь – интереснейшая личность. Прост, как мычание, за всю жизнь одолел две книги: «Краткий курс» и «Боевой устав пехоты», зато обе знает наизусть. И при всем при том отличный мужик. Солдат жалеет, вот что главное, у нас это нечасто. Ну что, еще по рюмке?
– С удовольствием.
– Ты только ешь, приканчивай свой эн-зе.
– Пригодился все-таки, видишь. Это я по своей бродяжьей привычке захватила, в дорогу – как же без еды...
– Да, Александр Семенович вкратце рассказал, как вы сюда пробирались. Через всю Германию, значит?
– Угу... Из английской зоны, через американскую. Твое здоровье, Сережа.
– Тогда уж твое – сначала пьют за здоровье дам.
– Хорошо, поделим, ты за меня выпьешь, а я за тебя. Поднимем, как говорится, бокалы, содвинем их разом...
Стекло звякнуло о вороненую сталь. Таня, расплескивая налитую вровень с краями рюмку, поднесла ее к губам и выпила одним духом, по-мужски.
– Ты, я вижу, тоже напрактиковалась, – одобрительно заметил Дежнев. – Слушай, ну а что они все-таки собой представляют при ближайшем рассмотрении, эти наши союзнички?
– Да как тебе сказать, – Таня пожала плечами. – Англичане... ну, или канадцы, я никогда не умела отличить, обмундирование у них одинаковое... англичане мне показались очень замкнутыми, недоверчивыми. Какая-то в них неприветливость. Не знаю, может, попадались такие. А вот американцы совсем другие. Они гораздо общительнее, добрее, пожалуй... Точнее, так: щедрее. Американцы народ более открытый. Хотя среди них масса хулиганья, пьют много, вечно драки какие-то...
Вот американцев я боялась. Англичан – нет; когда мимо тебя проходит англичанин – особенно офицер, они еще любят с такими коротенькими тросточками ходить, вот так их под мышкой держат, – такое ощущение, что ты для него просто не существуешь, он тебя не видит. А американец – ну что ты, всю оглядит еще издалека, начнет свистеть, подмигивать, обязательно скажет что-нибудь – наверняка что-нибудь такое, знаешь, это ведь по выражению лица видно. И никогда не знаешь, пройдет мимо или облапит. Их я боялась.
– Ну, не так уж, видно, если собралась к ним обратно, – с улыбкой сказал Дежнев, решив воспользоваться ее словами для перехода к обещанному разговору.
Таня вскинула брови.
– Обратно?
– Александр Семенович говорил, что ты вроде так ему сказала. В случае чего, мол, уйду в американскую зону.
– Ах, это. Нет, теперь поздно, Кирилла уже увезли куда-то.
– Поздно? Неужели ты действительно смогла бы?
– Не задумываясь, – сказала Таня. – Только не надо проводить со мной политико-воспитательной работы, хорошо? Я ведь и сама могу провести с тобой такую, что ты не будешь знать, куда деваться.
– Ого, – сказал Дежнев, сохраняя на лице ту же улыбку, теперь уже немного натянутую. – Ну что ж, валяй, если есть что сказать.
– Не будем портить встречу. Сказать я могу очень многое, но майору Дежневу это не понравится так же, как не нравится генерал-полковнику Николаеву.
– Таня, ну зачем ты так?
– Для ясности, Сережа. Дядясаша что, просил на меня повлиять?
– Ну... в некотором роде, – признался Дежнев, подумав, что скрывать тут нечего. – Ясно, что он обеспокоен... твоими настроениями, с какими ты оттуда вернулась.