Ничего кроме правды

Всё–таки после бесконечных уговоров нам удалось отправить его спать. Но едва наступил вечер, как Рой вернулся, и мы смогли начать.

Но пьянство, которое даже на съёмках «Ein Schloss am Woerthersee» настолько отупляло Роя, что он не мог различать тексты и изменения мелодии, стало нашей следующей проблемой.

Я был вынужден сделать то, чего не делал никогда раньше и чего, наверное, больше никогда делать не буду: мы специально прокручивали плёнку с музыкой и текстом быстрее, Рой слышал это в наушниках и пел, что слышал. Удивительно, но получалось хорошо, но это утомляло его сверх всякой меры. На тринадцатой песне он сдался, его голос был ему неподвластен. Мне пришлось подбадривать его: «Рой, ещё совсем чуть–чуть, мне нужна ещё только одна песня! Ты с этим справишься! Давай, у тебя получится!»

Собственно, нам следовало бросить всё это ещё час тому назад, но Рой непременно хотел закончить работу сегодня, потому что назавтра его ждали новые выступления и новые обязательства.

Это была четырнадцатая, и последняя песня в альбоме, Рой был абсолютно измотан, он просто не мог продолжать. Я утешал его: «Слушай, Рой, не страшно, попробуем что–нибудь другое, можешь просто проговорить свою партию». Так мы принялись записывать «Jeder braucht 'nen kleinen Flugplatz»:

«…auf der Welt
Gibt's so viel, was uns Menschen fehlt,
wenn da nur einer zu dir haelt,
dann halt auch du zu ihm,
fest zu ihm.
Gerade heut'
in dieser kalten, lauten Zeit,
da hilft ein Stueck Geborgenheit
alles zu uebersteh'n,
du wirst schon seh'n.
Jeder braucht 'nen kleinen Flugplatz,
ein Herz, das immer da ist…»

Мы разделались с записью, Рой сказал «Пока!» и снова сел в свою машину. А я ничему больше не удивлялся. В нашей кухне на холодильнике всегда стояли две бутылки водки, которые мне прислали русские фаны; водка была отвратительно тёплой, но ведь никто в нашей студии этот напиток не употреблял. Теперь пустые бутылки стояли в коридоре около туалета.

Альбом «Rosenzeit» вышел в свет, три песни против всякого ожидания вошли в чарты, и мы с Роем встретились через 3 дня за кулисами «Hitparade».

Я выступал с Blue System, и когда настала очередь Роя, камеры показывали только полный зал зрителей и декорации, потому что Рой забыл слова и открывал рот под фонограмму невпопад. И всё же люди были в ужасе: он выглядел располневшим, был толстоват и лицо его лоснилось, когда он, вспотевший, карабкался от строчки к строчке.

Я предупредил его: «Рой, если ты и дальше будешь вести такой образ жизни, тебе скоро конец», но он ответил: «Нет–нет, Дитер, я теперь всё понимаю. Мне зверски везёт, я жму на газ, так будет продолжаться ещё два–три года. К моему пятидесятилетию я, конечно же, накоплю 2–3 миллиона и смогу уйти на покой».

Как и большинство музыкантов, в свои лучшие времена он не счёл нужным отложить немного денег на чёрный день, и теперь, так сказать, работал для пенсии. С его ролью в телефильме «Woerthersee», как он говорил, всё шло прекрасно, он, по его словам, здорово зарабатывал, пел на многих концертах, вообще, был счастлив, что у него есть новый альбом.

«Слушай, Дитер, — говорил он мне — это второе начало моей карьеры». Он был упоён.

Я узнал о смерти Роя утром 10 октября 1991 года, когда давал интервью одной из баварских радиостанций. Об этом сообщили в утренних новостях в 9 часов утра:

«Сегодня ночью в Гельденштайне, в Верхней Баварии, в рыбацком домике умер певец Герхард Гёллерих, больше известный как Рой Блек…»

Я думал: «Этого не может быть!» Я был до глубины души потрясён и растерян. Его смерть была для меня как смерть Джона Леннона. Не потому, что Рой Блек был таким уж великим музыкантом, но ведь Джон Леннон никогда не рассказывал на моей кухне о своей жизни.

Перед смертью Роя было продано 80 000 пластинок его последнего альбома «Rosenzeit», а потом пластинка ракетой взмыла на вершины чартов, доход составил около миллиона. Как издевается судьба: таким популярным, как перед смертью, Рой не был практически никогда в жизни.

Я без него получал в Гамбурге 23 мая 1998 года платиновую пластинку. Там, где он теперь, Рою всё равно некуда её повесить. Признаюсь честно, я охотно отказался бы от этой пластинки, если бы мог за это и дальше беседовать с Роем.

Петер Александр или Самба — это не Босса — Нова

В 1991 году я удостоился чести работать вместе с Петером Александром. И если я очень старательно покопаюсь в памяти, то не смогу вспомнить никого, кто приходил бы ко мне в студию так здорово подготовленным, как он. Тогда ему было 65 лет, ростом метр девяносто, с осанкой гвардейского офицера.