Ничего кроме правды

«Трррр» — всё сразу завертелось. Верона нажала кнопку домофона — думаю, Алан к тому времени смотался — я смог подняться, постоял перед её забавной обитой железом дверью, смог отнести её чемоданы и бросил краткий взгляд на её квартиру. Только краткий, потому что Верона выставила чемоданы за дверь. Комната, за ней ещё одна, в обеих царил невероятный беспорядок, обставлена квартира была отвратительно и безвкусно, если такое вообще можно назвать обстановкой. Там, где у нормальных людей висит люстра, у Вероны качалась лампочка–груша. Кругом кучи хлама. На столе, в вазе с зеленоватой водой, стоял букет засохших роз, который она получила, наверное, тридцать восемь лет назад от своего воздыхателя. На цветах разросся грибок, своего рода биотоп. Я сказал: «Давай, Верона, покажи мне свою квартиру, мы ведь, наверное, поженимся». Но от неё я услышал: «Ты снова начинаешь? Так мы спорить будем или жениться?» Позднее я бы сказал о времени, проведённом с Вероной, что мы вели тогда тысячу войн друг с другом, и я потерпел тысячу поражений. И это было примерно сотое. Верона была права тогда, не желая показывать мне квартиру. Потому что образ жизни, который она вела, не для меня. Хотя, если совсем начистоту? Я был тогда так глуп, что, возможно, несмотря ни на что женился бы на ней. Я подсел на наркотик, на наркотик «Верона» и, к сожалению, обходиться без него не мог.

Акапулько и высокие ледяные вершины

Мы отправились в отель около аэропорта и провели там время до отлёта. Я был измотан, Верона выла всю ночь без остановки, я боролся с сумасшествием. Заняться любовью никому и в голову не пришло. По прибытии в Акапулько мы выяснили, что экзотические клёвые пляжи, которые мы себе представляли, были отвратительны и загажены. Мы отправились в отель «Tres Islas» — это было ближе к вечеру — мы получили бунгало с собственным бассейном, в котором плавали орхидеи, и постепенно радость жизни вернулась к нам. Верона переоделась, мы вошли в воду, цветы покачивались вокруг нас, и всё было — как бы поудачнее выразиться? — жутко романтичным. Я счёл это знаком судьбы: вы оба пережили стресс, но теперь всё снова хорошо. Мы улеглись на кровать, облачённые только в полотенца, и я решил, что Верона готова.

Как вдохновенный учёный–любитель, я уже во время ласк в автомобиле кое–что разведал. У меня зародились отчётливые подозрения, что не всё в ней было заложено от рождения. И теперь, когда она потягивалась на постели, две её грудки торчали, как высокие горные вершины.

Как правило, мужчина едва ли задумывается о том, когда и где это должно произойти впервые. Просто начинают однажды. Но в данном случае всё было иначе, я пережил настоящий стресс. 8 месяцев я ждал этого. Это не был страх отказа, это была боязнь ответа на вопрос: а что, если я разочаруюсь? Что, если ты мечтал о женщине, которой не существует? Это усмиряло меня. Верона могла быть прекраснейшей женщиной на этой планете. А если с ней в постели будет скучно, иллюзия разрушится. Эротика для меня точка вращения, суть взаимоотношений. Все мужчины, которые говорят, будто им достаточно просто говорить с предметом своей любви, попросту лгут. Я не отношусь к теоретикам мужского пола, которые два раза в месяц ищут у супруги чакру или энергетические каналы. Мне же нужно вдохновение и соучастие партнёрши.

Я с самого начала пошёл на уступки Вероне. Изображал из себя эдакого медиума. Ладно, даже если будет не так уж здорово — ничего страшного! Пока ещё существует фантазия — не всё потеряно. Но я беспокоился понапрасну. Вероне можно приписать всё плохое в этом мире, но только не то, что она дурна в постели. Она, абсолютная эгоистка, сама признаёт, что ею нельзя пренебречь. Мне не нужно было говорить: «Давай, мышонок, расслабься», она сама могла об этом позаботиться. Прошло ровно два часа, я был в восторге. Всё было ещё прекраснее, чем в моих самых смелых фантазиях, Вероне даже не требовалась помощь. Конечно, я знаю, мужчина останется в дураках, если будет верить стонам женщины в его постели. Но я был твёрдо уверен: она не может притворяться, Верона, должно быть, действительно любит тебя. Или скажем иначе: если хоть какие–нибудь отношения с Вероной могут быть искренними, то только секс, ибо, как известно, она самая бездарная актриса на свете.